Трудности перевода

   
   

ДИК ГИЗЕЛИН, американец из Техаса, в крупных очках и сверкающих танкистских ботинках, которым, как он уверяет, стукнуло уже 40 лет, уперся лбом в иллюминатор.

- Что такое? - слегка беспокоится он. - Мы уже совсем низко, а я не вижу факелов! Может быть, это из-за вашего русского пива?

Как настоящий техасец, Дик с трудом представляет себе жизнь без двух вещей - нефти и пива. В России, по его твердому убеждению, жизнь есть, потому что в наличии и то и другое.

Маленький самолет заходит на посадку в аэропорту Нефтеюганска, а стюардесса незаметным движением убирает со столика американца пустую кружку.

Моральный стандарт

ВСЯКИЙ, кто хоть раз летал в Тюмень или Ханты-Мансийск, знает: из окошка самолета вся земля усеяна светляками-факелами - это нефтяники избавляются от попутного газа. В развитых нефтеносных странах ему давным-давно нашли применение. У нас сделать это было дороже, чем жечь такой "вечный огонь". Неужели в Нефтеюганске все иначе?

...Группу иностранных журналистов грузят в большой автобус и везут в гостиницу. "Хоутел Паккбет", - читает Дик русское слово "Рассвет" с английской транскрипцией. Все устали и разбредаются по номерам спать. Первыми впечатлениями делятся утром за завтраком.

- Я уже не впервые в России, - говорит Саймон Белл из английской "Дейли телеграф", - приезжаю сюда каждый месяц, потому что пишу книгу о русских олигархах. И впервые за все время мне в номер не звонили и не предлагали... этих... девочек!

Конец "вечного огня"

НА ОРАНЖЕВЫХ большегрузных вертолетах Ми-8 минут сорок летим над тайгой - зеленые леса, желтые болота, те самые "государственные" цвета эмблемы "ЮКОСа". Восточная Сибирь в районе бассейна реки Обь - бездонные кладовые "черного золота", партнер компании "Юганскнефтегаз" только в Ханты-Мансийском АО разрабатывает 28 месторождений с извлекаемыми запасами 1,6 млрд. тонн нефти. На долю самого крупного, Приобского месторождения, куда мы и стремимся, приходится 600 млн. тонн. Территория огромная - пешком не то что не обойти - заблудиться можно в два счета. Несмотря на самое время распутицы, дороги здесь сухие и крепкие. "А как же болота, вода?" - спрашиваю у гендиректора компании, осваивающей местные природные богатства, Сергея Кудряшова.

- С тех пор как мы построили кирпичный заводик... - начинает Кудряшов, и журналисты "нефтяных" изданий беспокоятся:

- Заводик? При чем здесь кирпич? Мы разве не на буровую едем?

Оказывается, нет, не на буровую. У небольшого аккуратного зеленого промздания с элеватором собраны небольшие кучи, похожие на курганы из камней. Дорожки вымощены кирпичом, вокруг выложен низкий кирпичный забор.

- Отходы, которые поднимает на поверхность бур, - объясняет Кудряшов, - токсичны. Избавиться от этих шлаков было целой историей - и очень недешевой. Раньше мы отправляли их баржами в другой город, на специальную фабрику по переработке. Теперь, когда мы построили этот завод, мы можем сами перерабатывать свои токсичные шлаки - это обходится в 5 раз дешевле, чем раньше. Из остатков делаем стройматериал. Вывозить его бессмысленно: месторождение слишком далеко от "большой земли". Строим из него здесь, в Приобском. Или отдаем в соседнюю деревню. А камнем отсыпаем дороги.

Кони и компьютеры