НА СТАНЦИЮ Шумерля поезд Москва - Чебоксары приходит ранним утром и стоит всего две минуты. От Шумерли надо еще час трястись на машине до городка Алатырь. И там уж совсем близко - немного пройти по пыльной улице, и весь в строительных лесах появится храм Иверской иконы Божией Матери. Его настоятель - игумен Василий (Паскье), самый настоящий француз, приехавший в Россию десять лет назад.
ВНУТРИ храма визг "болгарки", стук молотков, цементная пыль... Еще недавно здесь были красный уголок и пункт переливания крови. Теперь храм постепенно возвращается к своей настоящей жизни. Отец Василий спускается откуда-то сверху по лестнице-времянке весь в опилках. И приветствует меня с очаровательным акцентом.
В Чувашской епархии его прозвали отец Париж. Хотя родился Пьер Паскье не в Париже, а в провинции. Юношей он отправился в горы близ города Каркасон. Там работал на ферме и жил в христианской общине. В 70-е годы это было очень модно. Члены общины, как первые христиане, вели натуральное хозяйство, ткали одежду, делали из кожи сандалии, пахали на лошади. В общине были приверженцы греко-католической униатской церкви, которая признает главенство Папы Римского и католическую догматику, но сохраняет православную обрядность. Находившемуся в духовных исканиях юноше этот мир понравился настолько, что в 22 года он стал униатским монахом - отцом Базилем. Но на этом не остановился. "Я мечталь быть не только униатский полуфабрикат. Я мечталь быть православным, - вспоминает отец Василий. И поясняет: - Православие мне ближе, потому что оно сохраняет апостольские традиции".
Реклама для города
ПУТЬ к другой конфессии растянулся на 15 лет. После долгой жизни в униатском монастыре на Святой земле он вдруг получил приглашение в Россию от одного из московских приходов. Там уже были наслышаны о его стремлении к православию. Зимой отец Василий приехал в Москву. С собой у него был адрес русских паломников. К ним и обратился за поддержкой. "Одна из женщин вытащиль из свой шкаф какой-то старый шуб, который уже моль немножко съель". Этот "шуб" в январский холод пришелся очень кстати.
Русского языка он не знал вообще. "Это как бросать человека в море, если он не умеет плавать. Но я не утонуль". Новые слова воспринимал на слух. Самыми сложными оказались ударения. В результате иногда путал "попА" с "пОпой", "пИсать" и "писАть". "На мат я, слава Богу, не перехожу. Иногда что-то услышу на улице и спрашиваю, что это значит. А мне: "Нет, батюшка, это не надо".
В день моего приезда у отца Василия произошло знаменательное событие - чиновники наконец подписали постановление о передаче храму участка земли вокруг него. И вот мы идем за долгожданной бумагой в городскую администрацию. По дороге священник делится впечатлениями о российской бюрократии: "Если хочешь добиться, по-русски надо использовать свое положение, свои знакомые или кто-то наверх звонить. Если нет знакомых, другие не помогут и надо ждать - месяц, месяц..."
На улице батюшку то и дело приветствуют прохожие, просят благословения, что-то спрашивают. "Бонжур!" - кричит учительница французского и что-то на французском же ему и говорит. Батюшка упорно отвечает по-русски. "Мне, - говорит, - так удобнее".
Глава администрации встречает священника, широко улыбаясь. А мне комментирует: "Благодаря отцу Василию о нашем Алатыре теперь во всем мире знают".
После администрации спешим на рынок за строительным инструментом. Один из торговцев, завидев батюшку, тут же ему напоминает, что в сентябре, как и договаривались, они едут во Францию. Один - в роли приглашающей стороны, другой - в роли спонсора. Обоим хорошо.
Следующий "пункт назначения" - садовый участок. Хозяйка сетует: старый дом сгорел. Вот собрались строить новый, а прежде решили место освятить. После исполнения требы батюшку долго не отпускают, с гордостью демонстрируя ему японскую горку, декоративный прудик и найденную на берегу реки окаменевшую от древности раковину моллюска.
"Ничего не пугаль"