ЛЮДЯМ, ничего о нем не знающим, он представляется: "Петлюра - художник-дерьмотолог".
И, глядя в округлившиеся глаза собеседника, поясняет: "Дерьмотолог - от слова "дерьмо". В дерьме же копаемся". Конечно, Петлюра - это псевдоним Александра ЛЯШЕНКО, который ему присвоили в кругу таких же крутых авангардистов, как и он сам.
А вот художник Петлюра настоящий - по образованию и по отношению к жизни. И самый настоящий "дерьмотолог", потому что из 43 прожитых лет 25 прокопался в помойках.
Философ помоек
МЫ ПРИНОСИМ туда вещи - те, от которых устали. Или те, что напоминают нам о прежней - убогой - жизни в бараках и коммуналках.
А Петлюра собирает эти осколки чужих жизней, чтобы сложить из них, как причудливую мозаику, портрет нашей эпохи.
- Я вещи стал на помойках собирать не как коллекционер, а как художник. Копание в мусоре меня не пугало - там же просто "бриллианты" встречаются, и придумывать ничего не надо - нужно только правильно посмотреть. Я семейными трусами штопаными-перештопанными любовался - это же гобелены! Гобелены жизни. Или бюстгальтеры, которые наши женщины подшивали, снабжали какими-то кармашками на пуговичках. Или платье, которое переделали из комбинации, кружева понашили, люрекс... Получилась такая Снегурочка 50-го размера.
Попытки назвать его модельером Петлюра отвергает категорически. Он просто поворачивает вещи так, что мы начинаем смотреть на них, давно нам знакомых, по-другому.
- Мы в Австрии однажды совершенно легендарную акцию провели. Я решил из их мусора коллекцию сделать. Хотя сами австрийцы утверждали, что у них в стране мусора просто нет. Я поначалу даже растерялся - действительно, нет мусора. Но потом понял, где его надо искать, и нарыл совершенно изумительные вещи: веер из огромных перьев птицы, целую стопку шляп невероятно уродливых в контейнере для бумаги нашел, сапоги какие-то резиновые, в которые я еще камней накидал, чтобы они так смешно плюхали при ходьбе. Австрийцы вопили от восторга - они себя такими никогда не видели. А я смог, и всего за несколько дней. Получается, что я чемпион мира по мусору.
Люди и вещи
ВЕЩИ, которые собрал Петлюра, редко бывают красивыми. Да и не вещи это вовсе, а символы - символы времени.
Поэтому для своих представлений-перфомансов Петлюра выбирает экзотические места типа подвалов, заброшенных заводов или залов ожидания на вокзалах.
Петлюра все ставит с ног на голову - у него манекенщицы надевают безобразные резиновые маски, имитирующие лицо старой женщины; у него по подиуму дефилируют карлики, а не длинноногие дивы:
- Я редко зову профессиональных манекенщиц. Что такое манекенщицы? Они же жизни не видели! Если я их и приглашаю, то только для контраста, для провокации. Мне нравятся люди, как и вещи, с отклонениями. Потому что они так же уродливы, как и вещи, которые нас окружают. Настолько уродливы, что эта уродливость начинает быть красивой. И это тоже поиск нового жанра.
Прочие осколки
КАК ПОКАЗАЛИ последние показы высокой моды в Париже, Петлюра выбрал правильное направление - модельеры начинают потихоньку присматриваться к эстетике помойки.
Жан-Поль Готье, имеющий репутацию хулигана от моды, но который тем не менее одним из первых улавливает "модные ветры перемен", в своей последней коллекции выпустил на подиум шикарное вечернее платье, сшитое из... старых вытертых джинсов и павлиньих перьев. Правы оказываются аналитики моды, которые предрекают, что моду будущего нам продиктует улица.
- Я так навострился из этого говна, из этой нищеты выбирать красивые вещи, что в любом дорогом бутике мира легко нахожу самые оригинальные модели, которые не заметит даже продвинутый модельер, потому что у него глаз устал от этих чистых, дорогих вещей. Я и учеников своих с утра до вечера заставляю в мусоре копаться и объяснять, чем именно эта вещь хороша, почему она укладывается в "ай-да люлизм". Моя ученица так полтора года в дерьме прокопалась и стала потрясающим стилистом, в Голливуде поработала, теперь работает в Лондоне в суперстильном бутике, где среди клиентов - Вивьен Вествуд, Джон Галлиано - самые на сегодня авангардные модельеры.
Меня часто приглашают за границу читать лекции. Я с собой привожу мешки "наглядных пособий", чтобы показать, как по-разному развивалась промышленность, как энергетика людей воплощается в вещах. У меня есть галстук, на котором кто-то на обычной швейной машинке вышил слово "Перестройка" - вот до какой степени это людей трогало! Или детские ботиночки с олимпийскими мишками и прочее. Если у нас в стране по три раза за год меняют деньги, отменяют акции и у людей от этого сердце разрывается, и они выходят и пишут на стенах: "Козлы! Во что страну превратили!", - это не может не отражаться на вещах.
Для человека другой страны, который занимается созданием стиля, это все вызывает шок. Наши ткани 50-х, 60-х, 70-х годов, на которых рисовали телеграфные столбы с проводами, атомы, БАМ, метро. Это же крутейший авангард! На Западе никому из дизайнеров в голову не могло прийти шить из таких тканей вещи.
Или кружки, которые у нас на какой-то фабрике выпустили к 50-летию Победы, - на них солдат в атаку зовет. Люди на Западе не знают, куда технологию вести, кружечки с шелкографией, с фотографией выпускают. А тут взяли трафарет старый, шлеп-с - и на продажу. Это же живые раритеты! Ни в одной стране мира уже не осталось таких нетронутых цивилизацией уголков. У нас же сто километров от Москвы отъедешь и находишь места, где десятилетиями ничего не менялось. В нашем русском пофигизме по отношению к вещам можно найти столько всего удачного!