НАС полюбили гении из-за кордона. Давно уже наш желанный и частый гость - мировая знаменитость режиссер Петер Штайн. А теперь еще и Деклан Доннеллан, знаменитость европейская, лауреат уникальной премии Лоуренса Оливье "За выдающиеся достижения", основатель театра "Cheek by jowl". Он регулярно привозит в Москву свои спектакли, в основном Шекспира. Поставил в Питере в театре у Додина "Зимнюю сказку" и получил (извините за рифму) "Золотую маску". И наконец, он поставил с нашими актерами "Бориса Годунова", о котором мечтал последние десять лет: Феклистов (Борис), Миронов (Лжедмитрий), Леонтьев, Леньков, Зуев, Жигалов - замечательная актерская мужская команда.
Спектакль (мировая премьера прошла на днях в Москве) поставлен в скоростном режиме - ни шатко ни валко люди "оттуда" работать просто не умеют. И сам он стремителен, динамичен (идет чуть более двух часов без антракта) и так лихо, размашисто-вольно опрокинут в современность, что временами становится не по себе. Пушкинский хрестоматийный текст звучит и ложится на слух свежо и остро: да полно, не ошиблись ли мы (или же сам Пушкин) эпохой? Воистину нет пророков в Отечестве своем. Когда-то Штайн "вернул" нам нашего родного Чехова, и мы будто открыли его вновь. Теперь британец Доннеллан - Пушкина. Казалось бы, что ему "наш" Годунов?
Зачем сегодня ставить "Годунова"? - вопрос праздный. Эта пьеса, едва прошедшая в 1825 г. цензуру (даже заглавие поменяли), в любые времена катастрофически, пугающе - ко двору. В сталинские годы не зря она легла "на полку". А в недавние - как мы замирали на запрещенном когда-то спектакле Любимова! Как задумывались в угаре перестроечной эйфории на постановке Ефремова... Давненько наши подмостки не знавали "Годунова", разве что в оперном варианте. И вот - этот неожиданный полузаморский гость.
Первые мысли: неужели это поставил иностранец, обитатель Туманного Альбиона? Человек, этакий веселый здоровяк, схожий с Макдауэллом, около пятидесяти лет, познакомившийся с нами всего-то лет десять назад? Спектакль скорее напоминает дерзкий эксперимент отечественного юного и гениального ниспровергателя. Весь "оперный" глянец, всю костюмность, помпезность, распевную, глубокомысленную декламацию, боярские шубы и расписные задники с кремлевскими соборами прочь, как и массовку в живописных лохмотьях, издавна изображающую тот самый народ, который вечно безмолвствует.
Зрители сидят амфитеатром напротив друг друга, меж ними узкий голый помост. Минимум предметов. Первая сцена - инаугурация Бориса. Царские парчовые одежды наброшены на серый костюм с белой рубашкой и галстуком. Уйдут священники. Больше не будет никаких намеков на ту эпоху. Борис нервно сбросит и облачения, и пиджак, и, жадно затягиваясь поднесенной кем-то из свиты сигаретой, произнесет известное: "Достиг я высшей власти..." У всех актеров - современная узнаваемая пластика, интонации, манера общения, "скороговорящая" речь... Режиссер заранее открещивался от поисков в его спектакле "банальных", по его мнению, параллелей с нашим сегодняшним днем. Быть может, он лукавил, но постановка пропитана сегодняшним воздухом, в ней звучит вся какофония нашей жизни с ее диссонансами, со всеми ее вечными (а иных на Руси не бывает) вопросами.
Аллюзий в этом спектакле не нужно выискивать и выдумывать. Он соткан из нынешних реалий. И дело не в бытовом, костюмном, внешнем - не в телевизоре, не в казаках, не в серых костюмах и камуфляжных формах. Дело в неожиданных, обжигающих точках соприкосновения пьесы и сегодняшнего дня - точно концы оголенных проводов вдруг сходятся, и высекается искра. И сызнова думаешь о том, что такое власть, и властолюбие, и предательство, и народ, вечно покорный и вечно кровожадный. И что есть ничтожества, вмиг взлетающие в кумиры, и поверженные кумиры, сладострастно уничтожаемые ничтожествами...
И еще понимаешь, какая вечная и страшная связь меж двумя пушкинскими фразами. Сначала: "О горе нам! Кто будет нами править?" А в финале Лжедмитрий (его победа обставлена как рекламная презентация) поднимет на руки и поцелует ребенка под восторженный ор толпы, а тот послушно проскандирует: "Да будут наши трупы на царский трон ступенями тебе!"
В общем, "Спасибо товарищу Сталину!" и т. д. Впрочем, не хочет Доннеллан, чтобы мы искали прямых параллелей с нашей историей, и не будем. Но как быть с финальным тихим вопросом, когда все актеры - лицом к нам: "Что же вы молчите?" А мы, публика, безмолствуя, дисциплинированно "озвучили" знаменитую последнюю пушкинскую ремарку.