"ГЛАВНЫЙ УРОК ИСТОРИИ В ТОМ, ЧТО НИКТО НЕ ИЗВЛЕКАЕТ УРОКОВ ИЗ УРОКОВ ИСТОРИИ". Сатира не делается с "холодным носом"

   
   

Жанр данного материала можно определить как "интервью после интервью". Поскольку с Виктором ШЕНДЕРОВИЧЕМ, автором программы "Куклы", после начальственного преследования и связанного с этим скандала интервью делали десятками. Теперь, когда программа снова вышла на экран и страсти временно утихли, настало время не для горячих ситуативных разговоров, а для "лирической язвительности". И по поводу случившейся ситуации с программой, и по поводу места смеха в нашей стране, по поводу народам власти, по поводу... ну, тому поводу, который так любит обсуждать русская интеллигенция на московских кухнях.

МЕСТНЫЙ ДИАПАЗОНЧИК

- Скажите, были ли какие-нибудь отклики на вашу программу, которые вас сумели удивить? (Я не про прокурорский отклик...)

- Были такие отклики. Я очень удивлялся, когда после первых же передач стали звонить и писать люди с предложениями: "Если что произойдет - приезжайте. Спрячем так, что никогда никто не найдет". Хотя у меня никогда не было героических ощущений по отношению к своей работе. Мы делаем сатирическую передачу, и она по определению должна быть смешной, это наша профессиональная обязанность, как у железнодорожного рабочего - класть шпалы.

Я совершенно искренне говорю, что никакого кукиша в кармане не держал. Мне казалась очевидной нормальность этой работы в обществе, которое хотя бы претендует называться демократическим, свободным. Кстати, до поры мне казалось, что и прототипы это понимают. А те, кого в программе не было, обижались и комплексовали по этому поводу. И лидеры одной партии даже большие зеленые доллары предлагали за появление в программе. Было оговорено: "Хлещите как угодно, но пусть появляются не реже двух раз в месяц". То есть люди понимают, что если человек в действующей политике, в первой шеренге - он присутствует в передаче.

Механику того, что произошло, я до конца не понимаю и сейчас, мы живем в иррациональной стране. Поэтому здесь несколько вариантов - и все находятся в диапазоне от гнусности до глупости.

- Такой невеселый диапазон.

- Ну такой местный диапазончик... Откуда этот вонючий ветерок подул, я понятия не имею. Кто-то раздраженно поморщился, а кто-то это морщенье озвучил, куда-то позвонил: "Ну что вы расстраиваете?"; кто-то позвонил дальше. Произошла детонация очевидно не в пользу власти. Народ же не отличает Ильюшенко от Илюшина, для народа есть понятие "власть", и власть в очередной раз проявила себя очень по-российски, то есть глупо. Те, кто поумнее, засветились со своей куклой на экране, смеялись. Думаю, Виктор Степанович Черномырдин своим появлением вместе с куклой набрал очков больше, чем всеми своими речами о будущем России. Он проявился по-человечески. Он был обаятелен. А люди, которые все время надевают на лицо судьбоносную думу, редко бывают симпатичны. Ведь дураков нет, мы все понимаем, что главная их дума - о количестве голосов на выборах. И в связи с этим - о собственном будущем.

ЗАКОНЫ КОМПЕНСАЦИИ

- А поскольку мы живем в иррациональной стране, какое место занимает в ней смеховая культура?

- Огромное. Во всем мире действуют законы компенсации. Природа не терпит пустоты. На этой огромной территории, где никогда не было законов, никогда не было гражданского общества, никогда не было дорог и всегда были дураки, это отсутствие компенсировалось совершенно поразительной смеховой культурой. Русский смех, и русская литература, и огромный пласт иронического взгляда на жизнь - это явления уникальные. Мы можем смеяться над Луи де Фюнесом, но мы понимаем, что это - импортный смех, не наш. Все равно есть гоголевско-булгаковская метка, уровень нашего смеха. Это мы об именах говорим, но и народ подготовлен к такому уровню. Сейчас такая блестящая серия анекдотов пошла, у меня зубовный скрежет зависти! Почему это сочинил не я?! Это и есть показатель уровня смеховой культуры - все тонко, точно и этически выверенно. Как Ежи Лец сказал: "Иногда ирония вынуждена восстанавливать то, что разрушил пафос". Смех восстанавливает систему координат. Или, как в свое время гениально сказал Жванецкий: "В поисках логики я обрел славу сатирика".

- То есть вы не стали бы бить тревогу, что в стране умирает сатира?

- Из миллиона человек, которые последовательно прочли Гоголя, Чехова, Булгакова, десять тысяч в молодости начнут писать, из них появится десяток-другой литераторов. С этим в стране всегда будет порядок. Другое дело, что мы этим компенсируем... Вы можете назвать какого-нибудь сильного люксембургского сатирика? Швейцарского? И дело не в том, что там меньше народу в пропорциональном отношении. Просто в том мире, где машины всегда тормозят у "зебры", взяться глобальному сатирику неоткуда.

- Мы подошли к очень интересному вопросу. Ведь народу можно навязать строй, но никто не в силах навязать народу его органику. Получается, что наш замечательный смех - следствие того, что все мы по натуре разрушители. И смех, как компенсаторный механизм, тоже недаром появляется.

- По мне, именно так. Это очень близко к моему ощущению вещей. Почему они все сходят с ума по Достоевскому? Он занимался той областью человеческой души, которая на Западе и не видна. Россия в точном соответствии с чаадаевским предсказанием рождена была для того, чтобы преподать миру какой-то страшный урок. То есть мы постоянно ставим эти вешки - сюда не ходи, сюда не надо!

- Мы здесь были - это нам не понравилось...

- Мы здесь были, и мы здесь до сих пор! И судя по рейтингам, в которых лидирует Зюганов, следующий итог будет такой же. Мы еще раз все пройдем. Чтобы они там окончательно убедились, что сюда не нужно ходить, мы еще раз выберем Зюганова. Мы будем наступать на эти грабли. Как Шоу сказал: "Главный урок истории заключается в том, что никто не извлекает уроков из уроков истории".

ТРИСТА ТЫСЯЧ ИДИОТОВ

- То есть вы пессимистично смотрите в будущее?

- Что значит пессимистично? Конечно, по сравнению с ощущением 88 - 89-го года - пессимистично. Тогда, я думаю, не только у меня одного, а у значительной части интеллигенции было ощущение, что надо всего лишь сказать народу правду, всем прочитать "Архипелаг ГУЛАГ", и все встанет на свои места. И вот все, или почти все, сказано. И главный урок, который мы получили за эти семь лет, что дело не в "них", а в нас. Если рейтинги не врут, народ опять качнулся в сторону коммунистов и опять хочет в стойло. И коммунистов-то никаких в помине нет, они давно уже национал-патриоты. Значит, опять мы готовы идти не по своим даже, а по самым страшным чужим следам. Мы возьмем из европейской истории самые гнусные страницы и переведем их на русский язык. Мы русский фашизм должны теперь пережить. Чтобы потом схватиться за голову и сказать: "Они такие мерзавцы!" А кто они-то? Кто их выбрал?

Первой вешкой был для меня депутат Сухов в Союзном еще парламенте, таксист из Харькова. Он недотягивал до уровня выпускника ПТУ. Когда он выходил на трибуну и начинал говорить, все хватались за голову. Сначала я тоже хватался, а потом подумал: а почему, собственно, он должен молчать? Депутат представляет триста тысяч человек. Найдется в стране триста тысяч идиотов? Вот он их и представляет. Все честно, по- демократически. А мы бы хотели, чтобы народ выбирал, но тех, кого мы хотим. Мы - это несколько десятков тысяч человек, которые любят книжки читать. В соответствии с нашими идеалами. А кто сказал, что им вообще нужны наши идеалы?

- Есть такая старая, любимая иллюзия...

- Это у кадетов был такой лозунг: "Для народа, но без народа". Это наш интеллигентский лозунг. Мы как бы знаем, что народу нужно. А он, может быть, в гробу видал те ценности, за которые вы или я готовы жизнь отдать. (Но я здесь говорю исключительно за себя и ни на какие выводы не претендую.) Нужно убеждать народ в неверности его выбора - это обязанность образованного человека. Такие ножницы: наша обязанность - отстаивать некоторые демократические идеалы, и при этом, ежели мы демократы, мы не должны испытывать никаких иллюзий по отношению к демократическому выбору народа.

- У нас со словом "демократия" вообще постоянно неразбериха.

- У нас с этим словом произошло лингвистическое недоразумение. Наши власти назвали себя демократами, когда их несло, как щепку, на демократической волне. К сожалению, большая часть электората не способна на критическое восприятие действительности, и когда человек назвался демократом и после этого бомбит с самолетов российские города, или ворует, или устраивает уголовный беспредел, в народе возникает одноходовка: "А, это и есть демократия!" Все равно, как если бы я назвал себя негром, начал писать на заборе неприличные слова и вызвал бы этим расистские волнения. Да посмотрите: какой я негр? Меня спрашивают, что я буду делать, если коммунисты к власти придут. Да я не дождусь, когда они уйдут, они не уходили ни черта! У нас не было ни Гавела, ни Валенсы. У нас в Думе есть два-три человека с правозащитным прошлым - их бьют уже просто физически.

(Здесь разговор прерывается, поскольку звонит корреспондент газеты "Балтимор Сан" спросить Шендеровича, что он думает о... деле Симпсона, который то ли убил, то ли не убил жену.)

ЛИРИЧЕСКАЯ ЯЗВИТЕЛЬНОСТЬ

- Так что вы думаете про свою славу, свалившуюся на голову после судебных перипетий?

- Я начинаю тихонечко сходить с ума. Раньше профессионалы отличали мою фамилию более или менее, и все. Теперь господин Ильюшенко мне и всем "Куклам" сделал такую рекламную кампанию... Не было бы счастья... Но я бы предпочел, чтобы известность приходила в связи с текстами и их качеством, а не в связи со скандалом. Конечно, в России это уж точно лучший способ стать знаменитым - чтобы тебя власти обидели.

- Так и президентом стать можно...

- Конечно, если бы в ноябре 1987 года Ельцина не выгнали на градостроение, а наградили бы орденом Октябрьской Революции, все могло бы повернуться иначе, и на его месте был бы кто-то другой. Они этого не понимают. Нет ничего лучшего для популярности программы, чем ее преследование. Западные коллеги говорили мне, что и мечтать не могут, чтобы Коль или Мейджор подали на них в суд. ;

- Скажите, а что приводит человека к подобному роду занятий? Благодаря какому механизму человек становится сатириком?

- Черт его знает... Есть секреты мастерства формальные, но это все равно не то. Потому что настоящий юмор связан с определенным ощущением мира, себя в этом мире. Технология шутки - вещь нехитрая. Но если убрать мировоззрение Гоголя из Гоголя - ничего не останется. Настоящий юмор - он вырывается, это такое устройство горла. У кого-то вырывается драматическое сопрано, а у кого-то этот фальцет.

Я в свое время обивал пороги всех редакций со своими рассказами, стихами, всем им, бедным, надоел, и сам себе надоел. Это был такой нормальный уровень, "второй взрослый разряд". Но постепенно я нащупал сектор в пять-шесть градусов во всем круге литературных жанров. В этой части спектра я могу делать то, что другие не делают. Это мой мастерский разряд. Я много что умею делать, макароны, например, варить, но зачем же тратить жизнь на то, что делаешь средне?

Сатиру нельзя делать с "холодным носом", она, как и всякое искусство, делается только горячим методом. Постепенно я пришел к своей интонации, я ее называю лирической язвительностью. Это рабочая формулировка, для самого себя...

Смотрите также: