ОЙ, - запричитала хозяйка, когда мы в дом вошли, - и шо ж робыться у Москви? Да хто ж оттуда прыижжае?! Мы удивленно переглянулись. В Крыму подобным образом гостей не встречают. "В каком смысле "хто прыижжае?" - растерялся мой друг.
- Та вот таки худы бабы, як твоя, и прыиж-жають. Зовсим москали с ума зъихали! За шо, я тебе спрашиваю, ты ее кохаешь?
- Как за что?- удивился друг. - Душа у нее хорошая...
- Кому треба душа ее, когда у страни тако робыться! Ты зеньки-то разуй! Ты коханую свою голодом уморив, зачепиться не за що - одни кости! Чи ты собака, щоб их глодати?
... Ну, честно сказать, сочувствовали мне иногда люди, по разным всяким поводам. Только за худобу никто еще не жалел. Потому что одежду я ношу 54-го размера.
- Да я, - говорю, - знаете ли, в Москве вообще-то считаюсь очень даже нормальной. Можно сказать, больше чем в меру упитанной.
- Та с ума сойти! У вас в Москви мужики шо, зовсим рехнулыся? Она б у нас на Украи-ни в старых дивках засыдилася сиднем! Ее ж кохать ни за що!
Посмотрела на друга моего пристально и головой покачала:
- За яки ж места ее кохати? Она ж миж пальцив струится! А коли война завтра?! В ней запасов зовсим немае, она з голоду помре через мисяц! И хто тогда диток ваших ростить буде?
И, вздохнув, горько прибавила:
- А все тому, що вы там у себе в Москви расщота не знаете. У нас, бачь, яки свиньи: на пять мисяцив вперед кормлены! Завтра правительство зминыться, они з нами побигуть - их кормить в дороге не треба! И мене не треба: сама не помру и мужику свому вмернуть не дам! А твоя костяна, бачь - здохне в дороге токо так! Останешься ты сиротынушкой непрыкаянной...