Читая сообщения о советских внешнеполитических инициативах, об активизации усилий Советского Союза на международной арене, мы понимаем, что за всем этим стоит работа партийного и государственного руководства, дипломатов, специалистов в разных областях. Однако труд еще одной категории людей, без которых международные контакты невозможны, остается часто "за кадром": речь идет о переводчиках. Надеемся, что публикуемое интервью нашего корреспондента Б. СТАНИШНЕВА с Чрезвычайным и Полномочным Посланником, заместителем начальника Управления США и Канады МИД СССР В. СУХОДРЕВОМ, долгое время проработавшим в качестве переводчика на переговорах самого высокого уровня поможет частично восполнить этот пробел.
- Виктор Михайлович, насколько я знаю, вам довелось на протяжении ряда лет быть переводчиком Н. С. Хрущева - в тех случаях, когда использовался английский язык. Многие знают о своеобразии, насыщенности фразеологическими оборотами, пословицами и поговорками языка Хрущева. Но, наверное, мало кто задумывался о том, как себя чувствовали переводчики...
- С Н. С. Хрущевым я работал довольно долго, сопровождал его и во время широко известного визита в Соединенные Штаты Америки в 1959 году. В программу той поездки входило посещение многих городов, встречи с самыми разными людьми.
Раз вы заговорили о своеобразии языка Хрущева он действительно постоянно употреблял пословицы, поговорки, причем как русские, так и украинские - хочу напомнить эпизод, связанный именно с этим визитом. Известный факт: во время визита со стороны американской прессы, отдельных политических деятелей случались выпады против СССР, против Хрущева лично. В частности, на банкете, устроенном в Лос-Анджелесе, тогдашний мэр города Поулсон стал грубо нападать на Хрущева, "обыгрывая" его высказывание "мы вас похороним".
(Это выражение, кстати, было впервые употреблено не во время визита в США, а раньше, в Москве. Оно, безусловно, не самое удачное, но Хрущев-то вкладывал в него совсем не тот смысл, который позднее стали усматривать на Западе. Он имел в виду не "физический" акт захоронения - дескать, убьем, а потом похороним, а результат исторического соревнования между социализмом и капитализмом.)
После выступления Поулсона - а это происходило перед многосотенной аудиторией, при прямой телетрансляции - Хрущев "завелся". Естественно, он захотел немедленно дать ответ.
Воспроизведу по памяти. Хрущев сказал: вообще, что тут происходит? Мы к вам приехали по официальному приглашению правительства США и лично президента Эйзенхауэра. А вы здесь начинаете выступать с нападками на Советское правительство. В конце концов дело не во мне, а в стране, которую я представляю. Я вам приведу одну украинскую пословицу. Вы ее не поймете, но переводчик вам переведет: "Бачили очi, що купували. iжте, хоч повилазьте".
Такие ситуации вызывают состояние крайнего психологического стресса у переводчика. Украинского языка я не знаю. Хорошо еще, что он достаточно близок к русскому. "Очи" - понятно, "бачили" - тоже. Можно догадаться: "видели глаза, что покупали, ешьте, даже если глаза на лоб полезут" - т. е. видели, кого приглашали, теперь принимайте такими, какие мы есть. Так, с оговоркой, что это украинская пословица, и перевел.
- Видимо, здесь Хрущев сильно отклонился от предварительно подготовленного текста речи? А вообще, насколько твердо он следовал написанным заранее текстам? Кому, как не переводчику, это знать...
- Пожалуй, не было ни одной речи, по крайней мере на международных встречах, которую бы Хрущев дочитал от начала до конца "по 'бумажке".
Во время поездки по Америке в день было как минимум два официальных выступления. На официальном завтраке, около часу дня, а также на обеде. ("Обед" - это на дипломатическом языке, а по сути это ужин: с 7.30 или 8 часов вечера до 10-11 часов вечера.) Так что на каждый день готовилось не менее двух речей. Они были заранее написаны и переведены, и у меня всегда в кармане лежали страницы с официальным переводом. Однако Хрущев, вынув текст своего выступления и зачитав первые два абзаца, потом обычно его складывал и начинал говорить "от себя". В лучшем случае в заключение он возвращался, скажем, к последним двум абзацам, где содержалась какая-либо тщательно продуманная политическая оценка, которую нужно было высказать очень точно.
Помню речь Хрущева в Питсбурге. Заранее обсуждая ее, Никита Сергеевич сказал, что, поскольку это будет подведение итогов визита, последнее выступление (не считая коротенького "аэродромного"), он целиком ее зачитает.
Выйдя к аудитории, Хрущев предварил речь такими словами: сегодня - последний день нашего пребывания в США, я многое хотел бы сказать, но, чтобы сократить время, я прочитаю по бумажке первые два абзаца и последний абзац, а остальное вам зачитает сразу на английском языке мой переводчик.
Хрущев прочитал, как и обещал, два абзаца, я прочитал всю речь - страниц пять, дошел до последнего абзаца и показал это знаком Хрущеву. И тут он неожиданно говорит: знаете, пока я слушал перевод своей речи, я решил все-таки вам кое- что рассказать из личных впечатлений от посещения вашего города и в особенности завода.
Зал разразился аплодисментами: до этого у аудитории было такое чувство, как будто ее обманули, пригласили на интересное выступление, а его нет - просто зачитывается речь.
За этим последовало выступление минут на сорок - в обычной для Хрущева манере, с шутками, пословицами, поговорками.
- Виктор Михайлович, после 1964 года вам пришлось работать уже с Л. И. Брежневым, приверженность, которого написанному тексту постепенно становилась "притчей во языцех". Как вам работалось в таких условиях?
- С чисто профессиональной точки зрения работать стало, конечно, легче: меньше стало стрессов. Но в то же время и менее интересно.
В принципе, перед любым государственным деятелем во время переговоров на столе лежат заранее подготовленные материалы - своего рода "памятки". Ведь речь идет о продуманной политике государства. Но каждый пользуется этими памятками по-своему. Некоторые усваивают их заранее, при подготовке, держа записи перед глазами как некий "успокоитель" или как план.
Хрущев и здесь, как правило, не придерживался написанного - например, на встрече в Вене с Дж. Кеннеди в 1961 году он вообще откладывал эти листки в сторону или даже не вынимал из портфеля.
Брежнев был совершенно другой человек. В первые годы пребывания на посту Генерального секретаря он, в целом придерживаясь подготовленных материалов, мог как бы излагать их "от себя", вступать в дискуссию, отвечать на аргументы собеседника. Под конец он только читал, в дискуссию вступать уже не мог. Беседы по существу превратились в обмен монологами.
- У наших читателей может возникнуть вопрос: как же при этом вообще могли вестись переговоры, в том числе чрезвычайной важности, с лидерами ведущих стран Запада?
- Поскольку немедленной реакции быть не могло, диалог замедлялся, как бы "отодвигался". Например, в один день зачитывалось изложение позиций сторон. Продолжение могло последовать в лучшем случае на следующий день: специалисты, проанализировав позицию другой стороны, могли к этому времени написать новый текст для прочтения Генеральным секретарем.
- В прошлом году в центральной печати был опубликован ряд материалов, в которых упоминалась линия экстренной межправительственной связи между Москвой и Вашингтоном, рассказывалось об истории ее создания. Известно, что на сегодняшний день эта линия уже несколько раз использовалась для прямых переговоров между советским и американским руководством. Но ведь и такие переговоры кто- то должен переводить...
- Эту линию связи американцы с самого начала назвали "хот лайн" - "горячей линией". Употреблялось и такое название, как "красный телефон". На самом деле телефонных аппаратов как таковых там никогда не было. Сначала это был телетайп с шифрующими устройствами. Текст "выползал" на телетайпной странице. К настоящему времени линия значительно усовершенствовалась.
К необходимости создания такой линии связи стороны пришли после "карибского кризиса" 1962 года. Из этого кризиса удалось выйти при помощи "традиционных" дипломатических шагов - обмена посланиями, письмами, переговоров.
- В нашей печати сообщалось, что в самый напряженный период - с 23 по 28 октября 1962 года - обмен посланиями между Н. С. Хрущевым и Дж. Кеннеди происходил ежедневно...
Представьте, сколько времени отнимало каждое послание. Из Москвы шло шифрованное указание в Вашингтон советскому послу. Зашифровка, расшифровка. Звонок в госдепартамент для договоренности о встрече с президентом или госсекретарем. Поездка на машине. Проходили часы.
"Карибский кризис" показал, что бывают ситуации, когда нужна мгновенная связь между советским и американским руководством, без каких бы то ни было посредников, даже послов.
- И все же без таких посредников, как переводчики, и здесь обойтись, видимо, нельзя. Вам случалось переводить переговоры по линии экстренной связи?
- Да, несколько раз. Поскольку в соглашении записано, что каждая сторона ведет переговоры на своем родном языке, мне в Москве приходилось переводить только с английского на русский.
Помню, например, переговоры, состоявшиеся в- 1973 году во время израильско-сирийского конфликта. В тот конкретный момент обстановка складывалась не в пользу Сирии, израильтяне только что захватили город Эль-Кунейтра. Требовалось срочно направить послание американскому руководству для принятия мер, чтобы остановить разрастание конфликта.
От советского руководства у аппарата тогда были А. Н. Косыгин, А. А. Громыко и Ю. В. Андропов, занимавшие в те годы соответственно посты Председателя Совета Министров, министра иностранных дел и председателя КГБ СССР.
Сейчас мне трудно воспроизвести по памяти, какие развязки тогда предлагались. Помню, что передано было короткое послание - примерно в одну страницу, адресованное президенту США.
Через какое-то время пришел ответ. Первый перевод я делал "с ходу", пока страница еще выползала из аппарата. На основании устного перевода три руководителя сразу же начали обсуждать ситуацию. Затем последовал обмен короткими посланиями, после чего стало ясно, что потребуется время на обсуждение в более широком кругу. Поэтому руководители взяли страницу с текстом и унесли с собой.
Не могу забыть, какой ужас был в глазах работников, ответственных за линию связи. Ведь было нарушено сразу столько инструкций! При поступлении текстов полагалось их официально перевести в письменном виде, удостоверить точность перевода несколькими подписями, заполнить графы в специальных журналах, отпечатать в нескольких экземплярах, разослать при помощи фельдсвязи в запечатанных конвертах с особым грифом и особыми печатями и т п. А тут - просто взяли и унесли.
- Виктор Михайлович, разрешите задать еще один вопрос. В официальных сообщениях нередко указывается, что беседы, скажем, между главами таких-то государств ведутся "один на один". Это "один на один" не включает переводчика, однако, наверное, он нужен и здесь?
- В самый узкий круг в таких случаях могут входить два руководителя, ведущих переговоры, и два переводчика - по одному с каждой стороны. Сейчас, правда, на всех важнейших конфиденциальных переговорах, кроме переводчиков, присутствуют еще и дипломаты высокого уровня, ответственные за ведение записи. (Магнитофоны и другая звукозаписывающая техника никогда не применяются. Ни законов, ни договоров, запрещающих ее, нет, но - не принято. А в дипломатии это "не принято" подчас бывает сильнее любых запретов.)
Раньше присутствие записывающих не предусматривалось, а "отчетным документом" переговоров в узком кругу оставалась лишь та запись, которая делалась после их окончания переводчиком. Иначе не было бы истории, не было бы записанных на бумаге документов, на основе которых продолжался диалог, развивались отношения.
Смотрите также:
- ИНТЕРВЬЮ С ЧЕЛОВЕКОМ, КОТОРЫЙ ДОЛГО МОЛЧАЛ. "Со мной советовались четыре генсека" →
- Артем Боровик: "Если реагировать на угрозы - нужно уходить из журналистики" →
- Игорь Иванов: "Стучать кулаком я не люблю" →