Лев Абрамович Дурнов - директор НИИ детской онкологии РОНЦ РАМН им. Н. Н. Блохина, академик РАМН, профессор, создатель нового направления в отечественной медицине - "детская онкология". Автор свыше 560 научных работ и 35 монографий, лауреат Государственной премии, президент Детского противоракового фонда, заведующий кафедрой детской онкологии РМАПО, советник президиума РАМН.
- Я помню шестилетнюю Веру, ее недетские, строгие и неулыбчивые глаза. "Будет ли жить наша девочка?" - спрашивает мать, а отец, в военной форме, подтянутый, с такими же глазами, как у дочери, старается выглядеть спокойным, но его выдают сцепленные добела руки. Каким растерянным я был тогда! Что мог сказать, если сам не знал, будет ли Вера жить? Но говорил: "Постараемся, примем все меры, нельзя терять надежду..." Казенные слова вырывались помимо воли и ничего не выражали, ни моего смятения, ни моей боли. Но странно, я это видел, - они успокаивали родителей. Сколько потом было таких дней и встреч, сколько раз, мучаясь от своего бессилия, я мысленно бросал медицину, но снова и снова шел на работу, чтобы сказать: "Не теряйте надежды". И вот через несколько лет передо мной стоит красивая молодая женщина. Она стала врачом и хочет посоветоваться: сказать ли мужу, что в детстве она болела раком, и может ли она дать жизнь другому существу. По-видимому, из-за таких минут становятся врачами, и такие минуты у врачей бывают, - вспоминает известный сегодня всему миру детский онколог Лев Абрамович ДУРНОВ.
НО СНАЧАЛА была мама, врач-терапевт, что называется, от Бога. Она поступила в медицинский институт, когда ей было уже 35 лет. Я видел, как она работает, общается с больными, как они верят ей, и тоже хотел посвятить себя медицине. Правда, мир литературы манил меня не меньше. Я в юности, еще в школе, писал стихи, учился у Ошанина. Поэтому какое-то время колебался, что же все-таки выбрать. Но мама - как все такие мамы - сомнения разрешила: "Поэтом ты всегда можешь быть, иди в медицинский". Так что своим призванием я обязан ей.
Сельский врач
ЕЩЕ будучи студентом, Лев Абрамович знал, что, получив специальность, обязательно поедет работать в деревню. Его девизом тогда было: "Если не ты, то кто же?" Так и вышло. После окончания института 23-летний врач уехал в село Ульяново, которое раньше звалось Плохино, где проработал три года.
- Приехал ранним июльским утром. На самом краю села, рядом с кладбищем и церковью, увидел маленькую больницу из красного кирпича, построенную каким-то добрым графом, - рассказывает Лев Абрамович. - В рюкзаке у меня лежало белье и несколько книг. В одной руке - старенькая пишущая машинка, в другой - соломенная корзинка со щенком, которого я окрестил Леди. Около больницы стояло несколько подвод с больными, ожидавшими своей очереди. Трепеща, я вошел в двери... Первым моим учителем в операционной была сельская медсестра Татьяна Кузьминична. "Крещение" новоиспеченного хирурга состоялось во время операции по поводу аппендицита. Позади меня стояла санитарка и держала керосиновую лампу (электричества в селе не было). Я растерялся, перед глазами все мелькало, руки делали совсем не то. В мгновение забыл все, чему учили в институте. Очнулся, когда операция была закончена. Почти все сделала за меня Татьяна Кузьминична. А когда вышла из операционной, сказала: "Какой к нам хороший хирург приехал!" Помню и первую серьезную операцию. В нашу больницу из другой деревни привезли шестилетнего мальчика, упавшего с высокого дерева. Я установил, что внутренние органы у него сильно повреждены. Вызвали опытного хирурга, но санитарная авиация в тот день не работала из-за нелетной погоды. А откладывать операцию было нельзя. И вот вдвоем с Татьяной Кузьминичной мы ее начали под местной анестезией - в то время ни анестезиологической аппаратуры, ни анестезиологов в районных больницах еще не было. Открыли брюшную полость и увидели, что разорвана селезенка и кровь поступает в живот. Я сшил селезенку. Когда мы наложили последний шов на стенку живота, сердце ребенка остановилось. Я растерялся: впервые у меня на столе умер больной, я не знал, что делать, не смог ему помочь. Вышел из операционной, сел на ступеньку крыльца и впервые, будучи взрослым человеком, заплакал. Вдруг выбегает Кузьминична и кричит: "Я помассировала сердце, появился пульс!" Влетел в операционную и увидел - лицо мальчика порозовело, схватил руку - отчетливо почувствовал пульс. Я испытал настоящее счастье.
Как ни странно, в селе, молодой, неопытный врач, только покинувший студенческую скамью, я пользовался, кажется, большим авторитетом, чем потом, когда стал профессором. Мне кланялись старики, мужчины снимали передо мной шапки. Это уважение помогало и мне самому, и моим больным. Помню, как однажды пожилая женщина, которой я всего лишь измерил кровяное давление, сказала: "Спасибо доктор, мне стало лучше". Именно в деревне я впервые почувствовал себя врачом, поверил в себя, потому что мне верили люди.
"Подлый" поступок