Владимир Балон: "Дерусь семь раз я на неделе"

   
   

Глядя на этого человека - галантного, дружелюбного, чуточку флегматичного, - трудно поверить, что, когда у него в руках шпага, не стоит становиться ему поперек дороги. Владимир БАЛОН, десятилетиями работая в кино, чаще всего остается за кадром. А ведь именно он вложил шпаги в неумелые еще руки наших доблестных, любимых мушкетеров и гардемаринов, как и многих-многих других киногероев, казалось бы, рожденных с клинком в ножнах.

- Владимир Яковлевич, наша рубрика называется "Звезды и стресс"...

- Ну, насчет стресса - это не ко мне! Я - человек спокойный.

- А как вы пришли к своей профессии?

- В моей профессии, как и в любой другой, обязательно нужен фундамент: основа, школа. Хотя можно рассуждать и по-другому: все мы в детстве махали палками на заднем дворе. Так почему бы теперь не взять вместо палки шпагу и помахать ею на экране? Отсюда - соответствующее качество! Можно открыть поварскую книгу и сказать: "Я буду готовить плов!" Там же все написано, как это приготовить! Но в результате получится не плов, а каша с мясом. Потому что надо еще знать определенные нюансы, чувствовать, определять по запаху степень готовности. Это, конечно, абсурдный пример, но суть профессионализма он отражает.

У меня за плечами - Ленинградский институт физкультуры, где мы не формально, а с синяками, с потом, с нервами испытали на себе все виды спорта. Для получения зачета необходим был уровень, практически соответствующий 1-му разряду в спорте. Это были и бокс, и борьба, и коньки, и лыжи, и гимнастика, и т. д. и т. п. Все эти азы мы проходили профессионально - 20 видов спорта. Но профессией моей всегда было фехтование. В кино я много ставил и просто бытовых драк - без оружия - у Рязанова, Зархи, Пырьева, Рошаля. Но тем не менее своей профессией я считал только фехтование. Потому что на себе его испытал, будучи чемпионом Советского Союза по фехтованию, будучи в сборной Советского Союза и т. д. У меня была тяга к сценическому фехтованию. Я имел счастье фехтовать на одной дорожке с таким человеком, как Иван Эдмундович Кох. Он был в свое время классиком театрального фехтования и преподавал его в Ленинградском театральном институте. Он написал массу учебников, по которым студенты учатся по сей день. И когда я в 1961 году переехал в Москву, то совершенно случайно попал к Рязанову на съемки "Гусарской баллады". А дальше - пошло, поехало...

- Вы помните в скольких картинах ставили трюки?

- Никогда не занимался подсчетом... Но... где-то за сотню картин есть. Не люблю считать! Сделано - и сделано! Спросите профессионального хирурга - сколько он сделал операций? В лучшем случае скажет: "Всю жизнь это делаю, с тех пор как понял, что могу". Вот и я когда-то почувствовал, что действительно могу ставить бои хорошо, достойно, так, чтобы не было стыдно. Легче всего показать фехтование короткими монтажными планами: крупно брать лицо актера, а шпагой махать отдельно, перед самой камерой. А можно снимать средним планом большими кусками натуральную драку, несмотря на то что это безумно сложно! Причем актер должен не только усвоить то, что я ему дал, но и поверить в то, что он это сможет сделать, наполнить эти движения своим образом, который он несет на экран. Если это положительный герой, то все должно быть лихо, красиво, напористо. А если отрицательный, то он должен эти же движения делать несколько подленькими...

- То есть вы еще и в режиссуру вторгаетесь?

- А это неизбежно! Ни в одном сценарии не расписана драка. И, кстати говоря, если она и написана автором, то - неправильно. Потому что пишет ее сценарист, которому совершенно необязательно знать нюансы фехтования. А за границей вообще пишут: "Завязалась жестокая драка. 120 метров". Потому что это - ипостаси совсем другого человека. Это моя работа. Я с удовольствием работаю в контакте с режиссером. Но если режиссер - профессионал, то он никогда не полезет в мое дело. Если уж мы работаем вместе, то он мне доверяет.

- А не припомните особо памятные для вас работы - те, которыми вы гордитесь?

- Если говорить о наиболее популярных картинах из тех, в которых я работал, то это, конечно же, обе трилогии: "Мушкетеры" и "Гардемарины".

Так вот, если вы помните, в самом начале "Мушкетеров" мой герой дерется с Мишей Боярским - д'Артаньяном. И вот это как раз снималось так, как я вам рассказывал: сплошной панорамой, огромными кусками, без всяких монтажных перебивок! Тут есть чем гордиться! Или, положим, в первых "Гардемаринах", когда Жигунов приходит к Боярскому за документами и завязывается драка. Она начинается с нуля: Боярский сидит, входит Жигунов. И дальше все идет сплошным длиннющим куском: сначала они фехтуют внизу, перемещаются на винтовую лестницу, потом - на 2-й этаж, продолжают фехтовать на этой длинной балюстраде, Жигунов слетает вниз, Боярский его догоняет, они опять фехтуют на 1-м этаже, последний удар - и он снова влетает в ту же самую комнату, где они начали драку. И это все - одним куском, чистый поединок! Вообще фехтование отличается от постановки других трюков.

Скажем, человек должен исполнить "горение". Естественно, что актер этого делать не будет. Приходит профессионал-каскадер, его готовят, и уже он прыгает и горит. Если надо перевернуться в машине - вызывают каскадера-автомобилиста. А в фехтовании - наоборот. Надо, чтобы это сделал сам актер. И так сложилось, что, поскольку я в своей работе влезаю куда-то далеко в душу актера и вношу в нее нечто новое, что остается навсегда, - кем бы я ни работал за эти годы, у нас складываются очень хорошие, теплые отношения. Иногда, правда, я немного "спекулирую" - не обязательно актер все делает хорошо, но моя задача - заверить его, что все у него получается просто прекрасно. Если же я вижу, что ему что-то не удается, то убираю этот элемент, и заменяю чем-то другим. Надо, чтобы он поверил в себя.

К примеру, в третьих "Гардемаринах" пришел Саша Домогаров. До этого мы не были с ним знакомы, и я обратил внимание, что он очень "зажат". Пришлось "огладить" его, обласкать, убедить в том, что он совершенно потрясающе все делает. И он поверил и вдруг начал раскрепощаться. Результат, по-моему, получился вполне успешным. Это обоюдовыгодно и для меня, что мне это удалось, и для него - он сумел все выразить на экране!

- Владимир Яковлевич, мне показалось, что, когда Валентин Смирнитский - доблестный Портос - вспоминает о съемках "Мушкетеров", у него в голосе появляются некоторая дрожь и оттенок благоговейного ужаса. Возможно, ему приходилось труднее, чем остальным?

- Ну, и в жизни часто встречается, что человек совершает что-то экстраординарное, а спустя какой-то отрезок времени сам говорит: "Да быть не может, чтобы я это сделал! Да никогда в жизни!.." Так и здесь. Все были молодыми. А когда есть состояние "куража", то боязнь уходит. Ситуация тогда была такая! Был какой-то общесоревновательный стержень, который стимулировал "на подвиги". Мише Боярскому было 28 лет. Этим троим ребятам немножко побольше - 32-34 года. Возраст Христа, когда только-только наступает мудрость человеческая. И был азарт: "Как это? Если он это сделал, то почему я не могу?!" По прошествии двух десятилетий все это, возможно, вспоминается с легкой дрожью. А в ту пору я иногда даже был не против какой-то допинг позволить для куража. Он снимал состояние зажатости, прибавлялось лихачества, озорства, просыпались какие-то такие... типично мужчинистые начала.

- Под "допингом" вы имеете в виду спиртное?

- Конечно. Это же и у Дюма было написано. И это присутствовало в картине - частые возлияния. И если за столом... не целую кружку, конечно, но по 100-150 г пропустить - ничего страшного! Мера ответственности, конечно, увеличивалась. Но это были уже мои заботы. И если вдруг кто-то выступал с инициативой: "А давай еще!", я говорил: "Нет. Хватит, ребятки. Достаточно".

- Владимир Яковлевич, все-таки фехтование - занятие небезопасное. Были ли у вас экстремальные ситуации, опасные для жизни?

- Ну не без этого, конечно. Но это издержки. Этого не должно быть. Как у хорошей хозяйки не должны подгореть блины. По моей вине ничего подобного не было. По вине актеров - было. Но я был бы плохим постановщиком, если бы стал вам рассказывать о том, как что-то случилось с актером. В любом случае это моя недоработка.

- Но ведь, все время работая с холодным оружием, невозможно обойтись без травм. Я знаю дрессировщика, которого очень любят его тигры. Тем не менее он весь в шрамах!

- По поводу шрамов... В фильме "Великолепная семерка" есть один забавный эпизод. Если помните, когда там Юл Бриннер собирает свою команду, к нему приходит один персонаж - весь в шрамах. И кто-то говорит: "Ух ты! Посмотри какой!" На что крестьянин отвечает: "Знаешь, я бы лучше взял того, кто наставил ему этих шрамов!"

Что касается травм - их было довольно много в те годы, когда я занимался спортом, фехтовал. Но в кино - несколько другое. В первую очередь, когда работаю, я принимаю на себя степень ответственности за людей. Нагрузить их невыполнимым для них рисунком хореографии боя, при котором они могут получить травму, я не имею права. Поэтому все перепроверяю по 10 раз! Правда, у меня самого была однажды серьезная травма в процессе съемок. На картине "Чертова дюжина", где я играл однорукого человека - с протезом. Мы снимали под Одессой, в знаменитой старой турецкой крепости. И по сюжету, который я сам же и придумал, я должен был, держа в руке шпагу, схватиться ею же за канат и перелететь над пропастью на другую башню. А оператор, выстраивая кадр, попросил меня опустить клинок вниз острием, что я и сделал. Схватившись за канат, я полетел. А навстречу мне выскакивал турок, которого я должен был на лету сбить ногами. И когда я резко согнул ноги в коленях, чтобы его ударить, то полностью "нанизался" на собственный клинок - он влетел в бедро, а вышел из икроножной мышцы. Вот так - в угоду кадру!

- Кошмар!.. Скажите пожалуйста, а вы как-то поддерживаете физическую форму?

- Честно скажу: буквально сызмальства неотъемлемой составляющей моей жизни была русская баня. Обожаю баню! Сутки могу в ней просидеть! До сих пор держу любую температуру. Всегда всех парю. Когда не было частных бань, ходил с компанией в Сандуновские бани, где имел кличку "Шаман". У меня были фехтовальные перчатки на обе руки - чтобы не обжигало, и я с двух веников всех парил. Это носило дирижерско-шаманский характер со всякими выкрутасами. А так, буквально, форму не поддерживаю. Единственно - стараюсь следить за своим весом. Если чувствую, что набираю вес, то опять же снимаю его в парной. А как только наступает лето - рвусь в лес. И с удовольствием хожу за грибами по нескольку километров в день. Набираю полные корзинки! Потом могу пересортировать: выкинуть подберезовики, если много белых. И снова - собирать, собирать, собирать!..

Смотрите также: