Пусть биография актера (школа, вуз, театр) неоригинальна. Он не пускался в кругосветные походы, не торговал душой и телом, не бандитствовал, не воевал, не продавался в рабство. Но подсознательно, интуитивно все это постиг. И принял к сердцу. Ведь чтобы роль сыграть, в нее необходимо окунуться. Полностью. Иначе - не поверят. При этом каждому актеру дано иметь семью, друзей, привычки, узелок с лекарствами и собственную нервную систему.
- Ваш образ драчуна и каскадера, Николай Петрович, дает все основания предполагать, что стресс вы ликвидируете без хитростей - на тренировках.
- Ликвидирую? Зачем? Стресс - это состояние высокого эмоционального напряжения. Что же тут плохого! Это жизнь. Это профессия. Первостепенный аппарат актера - это нервный аппарат. Артист на сцене должен искренне рыдать и умирать. Успех зависит от того, насколько нервный аппарат правдив, насколько он размят, как реагирует на предлагаемые обстоятельства. Без этого нельзя. Поэтому артист ежевечерне, независимо от роли, обязан в стресс себя вгонять. Сознательно.
- Но ведь потом приходится и "выгонять".
- У меня, наверное, нет рецептов, как выходить из этого состояния. Врачи говорят: бросьте, так нельзя работать, а то помрете. Но... Мне кажется, коль дело удалось, приходит внутренняя компенсация. Невероятная.
- Итак, стресс - это благо. А депрессия? Бывает так, что нервные потрясения вас угнетают?
- Бывало. Но такие ситуации не связаны с профессией, а связаны с потерей близких. Не хочется об этом вспоминать. Могу лишь посоветовать, как быть. Необходимо, грубо говоря, "встать в позу", которую мы принимаем в дни удач, веселья, оптимизма. Другими словами, когда вдруг что-то не заладилось, скажи себе: "Ну что же делать! Ну всякое бывает, могло быть в сто раз хуже!" Расправь грудь, подними голову, преодолей себя. И состояние изменится. Все это может показаться примитивным. Но такие незатейливые правила работают. Я их не сам придумал. Подсказки, чисто физиологические, как вызвать у себя те или иные эмоции, - один из пунктов актерского ремесла. Есть множество технических приемов. Я этому учился у художественного руководителя Виктора Карловича Монюкова, профессора, педагога - одного из лучших. Его уже нет. Царство ему небесное. Он говорил о том, что все у нас взаимосвязанно, что существует некая память - в скелете, в мышцах. Например, как плакать, как вызвать в себе такое чувство, что слеза пойдет сама собой и совершенно искренне. Сейчас, наверное, никто об этом не задумывается. Мы люди невоспитанные и плачем как попало. А раньше, когда сильны были еще традиции, то обязательно с платочком. Ведь если взять платочек и нижней губой немножко потрясти, то организм припомнит, что он в похожие мгновения плакал. Он знает, что, когда ему легко, нос почему-то "кверху". И наоборот: коль настроение неважное, то человек и впрямь ходит с поникшей головой.
- Спасибо за эти рекомендации, Николай Петрович. Но ваша актерская судьба наверняка пестрит моментами, когда эмоции не надо "вызывать", когда они сами атакуют.
- Ну вот, судите сами. Я нахожусь в чужой стране. В зале - одни эмигранты. Сольный концерт. Я говорю о том, что у меня тоже есть друзья, которых никогда, должно быть, не увижу, они далеко, их раскидало по земному шару. Что если все в порядке, никто не станет уезжать с насиженного места. И надо пережить потерю, боль, принять какую-то трагедию, чтобы уехать в никуда... и т. д. "Вот, а теперь, - говорю, - песня про вас. Ну и про нас. Про тех, кого мы потеряли, про тех, кого вы потеряли... Как вы там? Кто остался ни с чем, а кто-то высоко поднялся?" И пою. Песню Владимира Пестрякова на стихи Аркадия Гарцмана "Ехать значит ехать". Она и про любовь, что "вряд ли мы увидимся теперь" и "как жаль, что нам с тобой не по пути". И про то, что "розданы все долги" и "прощены враги". И что "там, где не ждут меня, снова начну с нуля".
- Вы это пели эмигрантам?! И чем же кончилось?
- Допел я песню
"И через сто границ
приснись мне сон, приснись,
как я с твоих ресниц
сце-ло-вы-ва-ю слезы".
Ныряю за кулисы, жду, пока утихнет музыка, и выхожу. В предвкушении оваций. Довольный. Сейчас, думаю, поклонюсь. Вышел. Полная тишина. Стою и ничего не понимаю. Аплодисменты где? Приглядываюсь: они все плачут. Когда пел - я играл, работал. А тут у самого комок в горле, и думаю: "Я заговорил с ними об их боли. Но что это? Радость? Восторг? Или я что-то с ними сделал?!" Потом, конечно, аплодировали. И очень бурно. Но эта пауза, когда на них смотрел, а они не думали, что я такими их увижу, это, наверное, одно из ценных актерских ощущений. Даже не знаю, как назвать, - хорошее или плохое, - но очень сильное.
- Кстати, о песнях. Вы популярны. Но песни песнями, а голос голосом. Есть критики, есть аналитики... Они изрядно омрачали жизнь Миронову, Высоцкому, Бернесу. Вам приходилось слушать гадости по поводу своих голосовых кондиций? Как лично вы оцениваете свой вокал?
- Вокал можно оценивать у Паваротти. А я занимаюсь актерской песней, где самое важное - это играть. Я даже являюсь председателем жюри на Международном фестивале актерской песни имени Андрея Миронова. А "гадостями" бывало потчевали не только профессионалы, но и зрители. Писали письма: мол, ваш голос - как скрипучее колесо, которое требует ежевечерней смазки, не занимайся тем, что не дано. Но я уперся. Все-таки песня - это смежный жанр актерского искусства, и я испытывают к ней здоровую любовь. Но главное: я получал другие письма. О том, что песни ваши, мол, нам помогают жить. И это успокаивало.
- Плохие письма могут вас расстроить, подавить?
- Письмо - это рецензия. Кто бы его ни написал. В России с незапямятных времен актерам запрещалось про себя читать рецензии. Если она хвалебная, артист зазнается и будет плохо играть. А отзыв отрицательный, наоборот, его обескуражит. И он закомплексует. Поэтому не надо реагировать на отзывы, а правильнее будет "ехать дальше", внимать советам режиссеров, педагогов и своим. Но, к сожалению, настраивать себя на этот лад мы не всегда умеем. Я стараюсь.
- Чтобы не комплексовать, артисты часто применяют "допинг".
- Такого у меня не бывает. Перед спектаклем, перед съемками я выпить не могу. Ведь если, будучи в нормальном состоянии оговорился, - плевать. Я сто раз выкручусь. Но если перед этим выпил рюмку, преследует навязчивая мысль, что оступился именно поэтому. Кроме того, партнеру может не понравиться, что "пахнет". Тем более - партнерше. И крайне важно для меня, что все знают: от Караченцова не пахнет никогда. Помимо этого, не стоит забывать, что рюмка водки перед таким спектаклем, как, например, "Юнона" и "Авось", рождает дополнительные десять литров пота.
- А после занавеса, после оваций и цветов? Наверняка ведь хочется расслабиться? По-русски.
- Это не связано с осознанной необходимостью снять стресс. Мол, плохо мне, была серьезная нагрузка, стакан - и будет легче. Нет. Хотя иногда это и происходит. Но не осмысленно.
- А много ли вообще осмысленного в жизни? Как вы относитесь к суждениям о том, что все события предопределены? Читаете ли гороскопы?
- Читаю. Выбираю то, что нравится. Если плохое, говорю себе, что это - чушь. А если "Скорпиона ждут победы, радости" - охотно верю. Кроме того, я вычитал, что астрология не предрекает, а помогает создавать судьбу самостоятельно. То есть, когда по гороскопу те или иные дни являются опасными, это не значит, что обязательно вы разобьетесь, но шансы велики, и будьте собранны, внимательны, как никогда.
- Не тяготит ли вас сознание того, что в старину актеров хоронили за пределами погоста? Вы на подмостках создаете жизнь, которой нет. То есть врете.
- Профессия актера будто бы продажная, поскольку если не согласен с тем, что должно говорить, ты, тем не менее, произносишь это и получаешь деньги. Но я могу благодарить судьбу, так как работаю в "Ленкоме". И работал при советской власти. В те времена, когда любой спектакль проверялся всякими комиссиями, когда театры вынуждены были выполнять приказы и подстраиваться, уже тогда именовали нас "Ленкомом", а не Театром Ленинского комсомола, и с наслаждением в театр шли не только за большим искусством, но и за смелым словом. "Ленком", "Таганка", "Современник" творили как бы между двух огней. С одной стороны, подхлестывал ажиотаж, атаковала популярность, с другой - преграды ставил перст властей. Непростая жизнь была.
Однажды у Жванецкого поинтересовались: как удалось ему так ловко перестроиться? Он говорит: "Зачем мне перестраиваться? Я и тогда не врал". Так вот, "Ленком", он, слава Богу, тоже никогда не врал.