Десять лет назад умер Евгений Евстигнеев. Артист, о котором нельзя сказать: "Он был выразителем идей такого-то поколения". Или "он в такие-то годы был в моде". Нет. Он был вне моды и не принадлежал ни одному из поколений. Он принадлежал всем.
Больше показывал, чем говорил
ДАВНЫМ-ДАВНО, лет двадцать назад, газета "Труд" предложила мне сделать интервью с Евгением Евстигнеевым. Я была начинающим журналистом и по неопытности ничего не боялась. Это интервью было у меня первым. Без всякого смущения я позвонила Евгению Александровичу домой и попросила встретиться. "А вопросы будут интересные или как у всех?" - поинтересовался он, и тут до меня дошло, что это он у меня первый, а я-то бог весть какая. Но я храбро ответила: "Придумаем что-нибудь новенькое".
Это было до разделения МХАТа на "доронинский" и "ефремовский". Театр работал в новом своем здании на Тверском бульваре - стеклянном, холодном, пустом. Наверно, потому, что был выходной. (Значит, Евстигнеев пришел из-за меня?) Встретились мы в вестибюле и поднялись в его гримерку. Там было чересчур аккуратно, ни одной лишней вещи, и как-то пусто: гримировальный столик, диванчик, вешалка. У многих актеров обычно висят фотографии, набросан грим. Здесь этого не было. Не было ничего, что указывало, кто здесь обитает. Я повесила на вешалку свой плащ, а Евгений Александрович раздеваться не стал. То ли потому, что в комнате было холодно, то ли в расчете на то, что мы поговорим быстро. Говорили мы два часа, он честно, но без воодушевления отвечал на мои вопросы. Я видела, что ему неинтересно. Отреагировал он, только когда я сказала, что помню, как он играл сразу две роли - Куропеева и Муровеева в "Назначении" Володина (это был мой первый детский поход во взрослый театр). "Я и не подозревал, что вы такая старая", - улыбнулся он и снова заскучал.
Интервью удалось не очень, но его напечатали. Винила я исключительно себя. Но вот недавно я прочитала книгу Урмаса Отта. Он подробно анализирует свое телеинтервью с Евстигнеевым и пишет, что это был для него трудный экзамен. Сам Отт оценил его как провал...
Что же это такое? Евстигнеев, так глубоко, откровенно раскрывавшийся на сцене, в разговоре с собеседником был краток и невыразителен. Ни чувства, ни свои суждения не выносил напоказ. Не любил давать оценки. Когда он пошел преподавать в Школу-студию Художественного театра, он больше показывал, чем говорил. Он был гениальным артистом, но технологию своей работы объяснять не умел. Не говорил с учениками о сверхзадаче, образе, "зерне роли". Был не такой, как остальные педагоги, не ругал, а только хвалил. Его ученики говорили, что понять, осмыслить его было самым большим уроком. Когда ему предложили стать руководителем курса, отказался: "Мне же придется их ругать. Я не могу". В жизни он был гораздо... как бы это сказать... незаметнее, меньше, чем казался со сцены или экрана. Он не умел говорить, не стремился притягивать к себе внимание. Не нес своей "звездности". Работавшие с ним режиссеры не видели его раздраженным, кричащим на кого бы то ни было, пусть на самого скромного технического помощника. Он вообще не признавал своего права кем-то управлять. Был скромным человеком, абсолютно лишенным тщеславия. Не занимал никаких постов, терпеть не мог творческих людей, провозглашающих с трибуны, как надо жить.
Первый съемочный день
В ПЯТЬДЕСЯТ седьмом Евстигнеева пригласили на роль полковника Петерсона в "Поединок" Куприна. Совершенно не зная, как держаться перед камерой, очень волновался. Режиссер В. Петров сердито шипел ассистенту: "Кого вы тут привели! Не могли найти нормального артиста?!" Услышав это, Евстигнеев еще больше разволновался, отчего забыл текст. Пришлось писать ему на фанере. Однако, посмотрев отснятый материал, Петров сказал: "Ничего, получилось интересно". Такое вот было у него киноначало. Это потом он начал сниматься, и каждый год выходило по нескольку фильмов с его участием. "Я знал, конечно, что он замечательный артист, но что он такой замечательный - не догадывался", - сказал Эльдар Рязанов после фильма "Берегись автомобиля".
Любовь началась со спектакля