"Я не понимаю, почему меня полюбили зрители. В "Пышке" у меня небольшая роль, в "Горячих денечках" я никто, так вообще в "Последней ночи" и в "Александре Пархоменко" я дрянь - меня бросили на отрицательные роли, потому что в советской положительной героине не должно быть секса, который "они" во мне нашли, и только в жалкой и плохой "Майской ночи" у меня есть Панночка, есть попадание в гоголевскую сказку, а фильм прошел по окраинам, в колхозах..."
Сердце разрывается... Сердце поет...
"БОЖЕНЬКА! Миленький! Сделай, чтобы папы не было дома!"
Как все случилось? Почему меня держит милиционер? Кофточка на мне разорвана, замазана кровью...
Милиционер меня ведет мимо нашего дома. Уж виден наш подъезд. Парадное с треском открывается - навстречу бежит папа. Значит, он уже все знает. Папа выхватывает меня у милиционера. "Беги домой, умойся, приведи себя в порядок и спускайся на нашу скамейку!"
"Наша скамейка" - это скамейка на Никитском бульваре, напротив нашего подъезда. Мы недавно переехали из большой квартиры на Лесной, где я выросла, сюда, в восьмиметровую комнату на девятом этаже. Папа, мама, "баби" - это я так прозвала мамину маму, пес Бишка и я. И если все дома, ни сесть, ни даже говорить невозможно, и "наша скамейка" превращается то в кабинет, то в гостиную...
Привела себя в порядок, лифта в доме нет, молниеносно съезжаю по перилам и подсаживаюсь к папе на скамейку. Молчит. Тоже молчу. Сердце разрывается.
- Ну, что молчишь? Рассказывай.
- Папочка, милый, дорогой, ты должен меня простить, ты бы поступил так же, нагруженная телега, на земле лежит лошадь, в глазах слезы, совсем, совсем беззащитная, ломовик хлещет ее по глазам, по животу, страшный, огромный, красный, бешеный, ругается при маленьких детях, я прыгнула ему на грудь, вцепилась в волосы и начала его кусать за лицо, он замер, а потом не мог меня оторвать, а потом я увидела, что меня ведут, а потом ты из подъезда...
Молчит.
- Я нарочно воспитывал тебя мальчишкой, чтобы ты могла себя защищать, но я не учил тебя безрассудно нападать самой, этот ломовик мог убить и тебя, и твою лошадь! Ты должна понимать это, тебе уже пятнадцать лет.
Папа встал, подал мне руку, мы идем по бульвару. Сердце поет, папа простил меня...
С утра папа сам не свой, замкнутый, нервный. После обеда он обнял меня.
- Пойдем на скамейку. Мне надо с тобой поговорить.
Лихорадочно вспоминаю, что я могла натворить...
- Девочка моя! Ты стала совсем взрослой, и я должен тебе все рассказать. Я не совершал преступлений, но я до революции был офицером. Я не хотел бежать за границу... Я верил в гуманность... Я был лоялен... Но... Из квартиры нас выселили, с работы уволили, продовольственные карточки отобрали... Я кляну себя, казню, что неправильно тебя воспитывал, но я не мог иначе, я верил, что человеческие ценности останутся прежними, вечными! А теперь все будет против тебя! Нельзя быть непосредственной, искренней, открытой - тебя всю изранят, нужно себя переделать, уйти в себя, не выражать никаких мыслей, чувств, эмоций, нужно быть осторожной, чувствовать беду, не лезть с открытым забралом в бой, помнить, кто твои враги. Нужны ум, сила, выносливость, выдержка, чтобы жизнь не раздавила. Это все тебе надо постичь! Понять! Дети революции! Вы ничего не знаете о мире, да что о мире, о своей стране, о своей родине, о своем народе несчастном, многострадальном, трагическом, прекрасном, с великой духовной энергией, смешном, доверчивом, могучем, добром, талантливом, сбитом с толку...
Я понимаю, что должна утешать папу, а мне душно! На меня валится наш огромадный дом! Внутри стонет от несправедливости, от обиды за папу, за баби! Они же такие добрые, честные, умные!..
Первые лучи славы и... бездна