Вся кругленькая!
СОЛНЕЧНЫМ морозным днем 22 декабря 1925 года, пробиваясь сквозь людской поток на Тверской, еще не переименованной в улицу Горького, стремительно двигался человек в расстегнутой шубе, без шапки. Испуганная его необычным видом, случайно встреченная знакомая спросила:
- Что случилось?
Он, не останавливаясь, на ходу прокричал ей:
- У меня родилась дочка! - и через несколько шагов из толпы, обернувшись, крикнул еще: - Вся кругленькая! Глазки кругленькие! Ножки кругленькие! Голова кругленькая!
Новорожденной была я - третья, младшая дочка в семье. Человек без шапки на главной московской улице в морозный полдень был мой отец, Александр Яковлевич Аросев, известный большевик, один из руководителей Московского революционного восстания в 1917-м; потом крупный советский дипломат, полномочный представитель СССР в Литве, Латвии, Швеции, Чехословакии.
На радостях и второпях отец записал меня Варварой Александровной Аросевой, рожденной 22 декабря. Оказалось - все не так, а главное - совсем не так, как хотела моя мама. Лишь несколько дней прожила я Варварой. Мама вышла из родильного дома и переписала меня Ольгой, назвав собственным именем.
И появилась я на свет не 22-го, а 21 декабря, когда часы еще не кончили свои полночные двенадцать ударов. Так что рождение мое произошло между 21-м и 22 декабря и между двумя резко отличными знаками Стрельца и Козерога, что и определило в дальнейшем контрасты и противоречия моего характера.
Впоследствии две даты рождения мне пригодились, потому что родители мои разошлись и стали жить врозь. Отец нас, девочек, маме не отдал. Оставил с собой. Двадцать первого декабря я ходила отмечать день рождения к маме. А 22-го справляла праздник дома, с папой.
Родители зачали меня в Париже, в знаменитом посольском особняке на Рю де Гренель. В Москву мама ездила лишь рожать. Потом отца назначили послом в Швецию. Из Стокгольма - по внезапной, безумной любви к другому человеку - мама от отца и уехала. Кругом виноватая, требовать и ставить условия она не могла. Отец сам захотел воспитывать нас. И первые свои шаги по земле я сделала в Швеции.
Друг Вяча
СЕМЬИ Аросевых и Молотовых связывали давние отношения. Отцом Вячеслава Михайловича был судовладелец Скрябин. Отец моего отца - купец 1-й гильдии Яков Михайлович - тоже был не из бедных. Странно и страшно разделила революция семью Аросевых. Мать, Мария Августовна, латышка по национальности, восторженно приняла русскую революцию. Когда в 1905 году казаки разгоняли нагайками рабочую демонстрацию, Мария Августовна вместе с мальчиками - сыном Сашей, моим будущим отцом, и Вячей, закадычным другом сына, - открыли ворота в сад, спускавшийся прямо к Волге, чтобы демонстранты могли бежать. А дед ворота злобно закрывал от "шпаны". Так что в 1918 году белые расстреляли Марию Августовну не только за то, что ее сын стал известным революционером, но и за собственные бабушкины революционные взгляды.
Все годы учебы в казанском реальном училище Молотов прожил в семье Аросевых. Кажется, они с отцом и сидели за одной партой. И вместе организовали в Казани первую ячейку РСДРП из четверых мальчиков-подростков. В классе, на уроке, их обоих и арестовали. Начались ссылки, побеги, для отца - долгие годы эмиграции.
Когда мы с папой приезжали в гости на дачу Молотова, Жемчужина встречала нас на ступенях большого, с террасами, с цветными стеклами, двухэтажного дома.
Из-за спины матери выглядывало робкое, улыбающееся лицо молотовской дочери Светланы - моей сверстницы и подружки, с которой я продружила целую жизнь, до ранней ее смерти.
В отличие от матери Светка была не грациозной, а даже чуть-чуть асимметричной. Ее всегда все обижали, особенно то ли дети, то ли внуки жившего по соседству Калинина. Дождавшись моего очередного приезда, она тихо на них жаловалась. Я немедленно отправлялась к зеленому забору и вызывала: "А ну, калиныши, выходите драться!" И всегда их побивала.
Цветы для Сталина