Наша справка
Вячеслав Алексеевич ПЬЕЦУХ родился в 1946 году в Москве в семье летчика-испытателя. Окончил исторический факультет МГПИ. Около десяти лет работал школьным учителем, был корреспондентом радио, литературным консультантом в журнале "Сельская молодежь", главным редактором журнала "Дружба народов".
Член Союза писателей Москвы, Русского ПЕН-центра. Лауреат премий фонда "Знамя", журналов "Золотой век", "Огонек", "Октябрь".
"Что ни реформа, то словно палкой по голове"
- ВЯЧЕСЛАВ Алексеевич, что вы можете сказать о происходящих в стране реформах?
- Главная реформа, которая произошла и произошла бесповоротно и с драматическими последствиями, - это какая-то странная, ползучая буржуазная революция. Все остальное - лишь попытки что-то зачистить, привести хоть к какой-то видимости порядка. Но это праздное занятие. Та деятельность, которую развивает наше правительство, с одной стороны, бессмысленна, а с другой - какие бы усилия наше правительство ни предпринимало в плане экономических реформ, результат как минимум неожиданный. По той простой причине, что мы нация растленная и аморальная, что неудивительно в силу целого ряда событий исторического порядка. Поэтому любые усилия у нас, направленные во благо, всегда обречены на противоположный задуманному результат. Возьмем, к примеру, попытку реформировать жилищно-коммунальный комплекс, в которой я углядел одну страшную опасность - нас, простой трудовой народ, просто подставляют. Подставляют под опасность лишиться единственного, что нам досталось от Родины, - крыши над головой.
Великий русский историк Василий Осипович Ключевский в свое время пришел к заключению, что наша государственность - "это какой-то заговор против народа", и оказался отчасти прав.
Похоже на то, что, сколько существует на нашей земле государственность, столько до народа ей особо и дела нет. Словно этот самый народ для нее обуза, или как будто она бытует в каком-то ином измерении, или это так сложилось от века, что у русского государства свои таинственные интересы, а у народа свои. Собственно, нашему человеку только того и нужно, чтобы ему не мешали жить. А какие цели преследует государство - это всегда или почти всегда метафизика и секрет. К чему клонит наше правительство, пытаясь реформировать жилищно-коммунальное хозяйство, которое худо-бедно функционировало без малого сотню лет? С геополитической точки зрения это нонсенс, потому что никакой мировой идеи в этой затее нет. С точки же зрения человека тут, кажется, опять какой-то заговор против народа, потому что практика показывает: у нас что ни реформа, то словно палкой по голове. Ведь раскатали же ушлые люди нашу страну по бревнышку, как срубы раскатывают, под предлогом демократических преобразований, оставив трудящемуся человеку только крышу над головой...
Но, с другой стороны, это в своем роде благодать, что по итогам дележа нам оставили хотя бы ее. Настоящая беда в том, что, оказывается, эта крыша висит на честном слове, ни на чем, как небо, и ее тоже могут запросто отобрать. Обидно: человек всю свою жизнь трудился не покладая рук, хотя бы и с незначительной отдачей, перебивался с петельки на пуговку, холодал и голодал, а сальдо вышло ему такое: крыша над головой, которую могут запросто отобрать. То соблазнительное обстоятельство, что реформаторы обещают загнать наших злостных сантехников в рамки рыночных отношений, - дело десятое, и это еще бабушка надвое сказала, загонят их или нет. По-настоящему настораживает, что теперь будет легче легкого лишить человека жилья. Достаточно повысить квартирную плату до фантастических размеров, чтобы она была по карману одним акционерам, и нас всех расселят по общежитиям в Мневниках и Котлах. То-то наступит рай для этих самых акционеров - снесут они наши пятиэтажные бараки и понастроят свои любимые казино.
Бог весть чем все это обернется. Ведь у нас все не как у людей: например, посеешь огурчики, а вырастет разводной ключ. Наши реформаторы навострились заставить озорников сполна платить за квартиру, за которую они годами не платят, а в результате половина страны окажется в шалашах. У нас даже суд присяжных никак прижиться не может, потому что присяжные готовы оправдать детоубийцу, если пообещать им после судебного заседания вознаграждение и банкет.
"То война, то разруха, то понос, то золотуха"
- У ВАС есть ответ на вопрос: "Почему мы так плохо живем?"
- Во-первых, потому что государство никак не бросит эту дурацкую моду - нас презирать. Оно позволяет себе платить нам за труд гроши и при этом делать вид, что оно что-то на самом деле платит. А во-вторых, есть такая русская пословица: "Какие сами, такие и сани". Все в нас. Мы все время склонны кивать на какие-то обстоятельства: то у нас война, то разруха, то понос, то золотуха. А на самом деле все в нас. И то великое, что сделал наш народ, и то безобразное, через что он прошел, - это все следствие русского характера, русского способа бытия. Как работаем и как себя ведем, так и живем. Так что нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.
- Остается позавидовать западным людям - у них, как видно, рожа не крива. Но вот что по-настоящему обидно: наши ветераны, сломившие шею фашистской гадине, влачат по сравнению с бывшими солдатами вермахта нищенское существование.
- Немецкие ветераны пришли с войны и начали работать по 18 часов. Зарабатывали и откладывали себе на черный день. А наши пришли с войны и пошли строить коммунистическое общество да водочку пить три раза в неделю как минимум. Я не думаю, что сейчас немецкое правительство хоть на гран проявляет заботу о своих ветеранах. У них и понятия такого нет. А у нас надо, потому что наши коммунизм строили и водочку пили. Вот такая штука. А крива у них рожа или нет... Вот смотрите: их полицейский не берет взяток. И это немудрено: он зарабатывает столько, что ему вполне хватает на достойную жизнь. Для чего ему рисковать? Возьмет он сто марок, а потеряет все. И заработок, и будущую пенсию. А еще немец никогда скорость не превысит, потому что знает: на каждом светофоре стоит камера, фотографирующая номера. То есть нравственность в нормальном государстве просто поправляют и поддерживают самыми насильственными дисциплинарными методами. Вот и вся разница.
- Совсем недавно вы побывали в Париже в качестве почетного гостя на книжном салоне 2005 года. И как там, в столице мира?
- Город замусоренный, неприбранный, как Москва. Пешеходы свободно пересекают магистрали на красный свет. Автомобили, случается, тоже проскакивают на красный сигнал светофора, хотя и не так повально и раскованно, как у нас. Нищих тоже предостаточно, и даже бездомные пьяницы лежат на грязных матрасах посредине тротуара в обнимку с бутылью розового вина, так что их приходится обходить. Официант может надуть на пять - десять евро, но, правда, не нагло, а как-то настороженно и в расчете на дурака. Рабочие городских служб определенно не горят на работе, по крайней мере, они обедают два часа. Телевидение не такое очумелое, как в России, но показывают примерно ту же самую ерунду. Правда, толпа дышит чувством собственного достоинства и добродушной беспечностью (это, наверное, потому, что в Париже давно не постреливают), так что русского сразу узнаешь во встречном потоке по выражению лица - точно он ждет беды.
Французы триста лет считают себя первыми и главными насельниками на Земле, потому что они устроили у себя пять революций, сочинили "Декларацию прав человека и гражданина", воспитали Наполеона, изобрели шампанское, консервы и кинематограф и вообще явили миру многие чудеса. Любопытно, что после пятой революции, когда у французов уже руки опустились, жизнь стала налаживаться сама собой, по крайней мере, у них давно не стреляют средь бела дня. Почему? А потому, что француз давно пришел к убеждению: нет такой социально-экономической проблемы, которая стоила бы одного отрезанного мизинца...
У нас не то. Мы суть правнуки крепостных рабов, которых секли на конюшне. Мы - внуки землепашцев, которые не так боялись Бога, как урядников и городовых. Мы - дети невольников коммунистической идеи, которых держали на черном хлебе и сажали за просто так. Откуда же в России взяться чувству человеческого достоинства, если у нас за спиной такая практика исторического пути? Неоткуда ему взяться, ну разве что лет через сто оно даст о себе знать, когда мы остепенимся и научимся надеяться на себя. Тогда у нас и постреливать перестанут, поскольку из чувства собственного достоинства неизбежно вытекает убеждение, что нет такой социально-экономической проблемы, которая стоила бы одного отрезанного мизинца, - нет и не может быть.
"Мир должен обабиться"
- ВЫ КАК-ТО сказали, что, для того чтобы в нашей стране произошли какие-то позитивные перемены, она должна обабиться. Что это значит?
- Со времен матриархата по наши дни, это где-то примерно 70 тысяч лет, у руля власти стоял мужчина, в результате чего, как показали время и практика, человечество пришло к весьма незавидному состоянию. А через какие ужасы прошло, и говорить не приходится! Между тем археологи утверждают: не было найдено ни одного проломленного черепа, относящегося к периоду матриархата, который, кстати, был неизмеримо более продолжительным, чем период патриархата. Отсюда и рождается надежда, что, может быть, спасение мира состоит в том, чтобы мир обабился, чтобы мужики не просто смирились с тем, что женщина имеет равные с ними права на управление государством, но добровольно передали ей бразды правления. Убежден, мужчина как руководитель себя исчерпал. Ну так и пусть попробует порулить женщина. Почему нет? У меня есть повесть, которая называется "Поэт и замарашка". Там один герой рассуждает как раз на эту тему, а другой ему возражает: все это, может быть, и хорошо, но ведь бабы - дуры. На что первый говорит: но ведь мы уже давно знаем, что горе не от глупости, а от ума. Не надо нам умников. Нам нужны тонкие, все понимающие, способные к всепрощению люди, которые будут по-хозяйски, тепло и аккуратно нами управлять. Вот что значит для меня: мир должен обабиться, чтобы спастись.
- Все чаще и чаще приходится слышать о бандах, которые возглавляют женщины. Причем в плане жестокости многие из них могут дать фору любому мужчине...
- Но ведь как далеко не все мужчины - мужчины по существу своему, так и не все женщины - женщины.
- Ваши размышления о сегодняшней жизни в России достаточно злые и пессимистичные.
- Какая жизнь - такое и отражение. Герцен говорил, что литература - это редко лекарство, но всегда боль. Русский человек настолько широк и многообразен, включает в себя такие противоположные качества, что вызывает соответствующую реакцию у наблюдательного писателя.
"От просто плохо до очень плохо"
- НЕСКОЛЬКО лет назад в одном из интервью вы сказали, что чувствуете себя иностранцем в своей стране. А как сейчас?
- И сейчас так же. Моя Россия кончилась. Произошел резкий социально-экономический слом, который прошел и через психику, и через сердца. Возьмем, к примеру, архитектуру. При Советах ее просто не было, а сейчас она безобразная. И я не знаю, что лучше. А литература? То, что сейчас читают взахлеб, - буржуазная, западного типа литература, самого низшего разряда. Только французы, люди очень ограниченные в своей массе, могут считать, что Сорокин - огромный русский писатель. Да чего ни коснись, везде произошел какой-то тектонический слом, который разделил несколько поколений до степени разных народов. И, может быть, даже враждебных культур.
- При Советах лучше было?
- Всегда было плохо. Вообще русская жизнь существует и развивается в довольно узком диапазоне: от просто плохо до очень плохо.
- А желания плюнуть на все да и махнуть за границу никогда не было? Многие наши писатели именно так и поступили.
- Нет, такое мне в голову никогда не приходило. Я человек не очень отважный, может быть, не очень правдивый, но я не терплю никакой разновидности унижения. А приехать на их хлеба - это самое настоящее унижение. И кому там нужна русская литература? Там своя-то не нужна, а уж русская тем более. Нет, это исключено. Я всегда считал, что настоящая цель русского культурного человека - это самоизоляция от российской действительности. Есть масса способов как бы эмигрировать из России, не покидая ее пределов. Мне это удается следующим образом. Полгода в году я живу в деревне на Волге, в простой крестьянской избе. И считаю, что именно там, на земле, протекает нормальная, естественная, культурная русская жизнь. Настолько легло сердце к этому месту, к этой земле, что я себя чувствую в этой глухой деревеньке очень хорошо. Очень по-домашнему. Очень спокойно, приютно, одним словом - дом, родина.
А в городе существует другое средство самоизоляции - спиртные напитки. Поверьте мне, они очень хорошо изолируют.
"Жизнь на земле способствует жизни"
- А В ЗЕМЛЕ копаться русский писатель не брезгует?
- С удовольствием занимаюсь землей, и даже, вместо того чтобы думать, что должен сказать мой персонаж в очередную минуту среди рабочего дня, мне приходит в голову не забыть прополоть морковку или что-то сделать со своими бобами. Я выращиваю бобы. Я вообще стараюсь выращивать все, что нельзя купить, ну, конечно, кроме картошки, потому что немыслимо просто без своей картошки жить. Так вот, я выращиваю русские бобы, они огромные, темно-фиолетовые, нет супа вкуснее, чем из этих бобов. Они размером примерно в три ногтя человеческих, их отмачивать надо сутки, а потом соответствующим образом готовить из них суп. Я с удовольствием занимаюсь пахотой. Я и кошу, я и пашу, единственная крестьянка природная, которая живет в нашей деревне, - баба Надя, она как-то сказала, что я кошу как настоящий крестьянин. Если бы мне сказали, что ты гений от литературы и завтра получишь Нобелевскую премию, я бы не был так осчастливлен, как я был осчастливлен комплиментом, который мне сделала баба Надя.
- Жизнь на земле способствует творчеству?
- Нет, она жизни способствует, не сравнишь же с этой идиотской жизнью в Москве. Когда мы с женой возвращаемся из деревни и только подъезжаем к МКАД - мы начинаем потеть, с нас льет пот просто как вода, отвыкает организм от яда, начинает протестовать, за эти полгода просто настолько приходишь в себя, как-то улаживается психика, усматривается мысль, так смиряешься с Россией. Я пропасть понаписал рассказов деревенских, там такие колориты, там ничего сочинять не надо. Проза валяется под ногами, нужно не лениться и подбирать. Один маленький пример. В соседней деревне живет семья наших друзей. Они на зиму уехали, оставив сторожить свой домик местных мужиков - Гену и Васю. Гену за главного. Спьяну Гена развел костер прямо в доме, дом сгорел. На другой день наши друзья в Москве получают телеграмму, простую такую телеграмму: "Дом сгорел. Целую. Гена". Разве можно такое придумать?
Надивиться не могу, насколько бесконечно богата русская натура. Вот он пасет стадо, занимается полезным делом и читает, читает книжки и толстые журналы! Но где ж он их берет? Да обворовывает здешние дачи, заодно берет и толстые журналы. Вот тут действительно - люблю и ненавижу!
"Уже и радио изобрели, а счастья все нет"
- КАК у историка, как у писателя есть у вас свое видение обустройства России?
- Хорошо было бы вообще отменить электричество. Сколько сразу вещей удивительных возродилось бы. Например, культура вечеринок, когда собирались по вечерам и дети и взрослые и занимались на первый взгляд наивными, смешными вещами вроде игры в лото. Но ведь при этом присутствовало теплое человеческое общение, которое сейчас практически напрочь исчезло и которого нам всем так не хватает. Увы, электричество отменить, как вы понимаете, невозможно. И приходят на ум строки из дневника Ильфа: вот уже и радио изобрели, а счастья все нет...
- А казалось бы, чего велосипед изобретать? Ведь даны человечеству десять заповедей: не укради, не убий, не прелюбодействуй и так далее, живи по ним - и будешь счастлив...
- Это не я придумал, это кто-то из святителей церкви сказал, что христианство - это религия будущего. Ну не готов еще человек жить по заповедям, пока только по понятиям получается. В сущности, что, социализм - это так фантастично? Коммунизм - это так фантастично? Да нисколько это не фантастично. Просто человек - сволочь! В огромном большинстве. Социалистический эксперимент, как известно, потерпел крах. А убивают и крадут по-прежнему, как и во времена царя Ирода. Но, может, все еще и образуется. У нас, то бишь у человечества, еще шесть миллиардов лет впереди.
- Почему вы так уверены?
- Это не я уверен, это наши астрономы рассчитали, что до момента, когда Солнце, расширяясь, поглотит Землю, осталось шесть миллиардов лет. История же человечества насчитывает всего два миллиона лет. Буквально от первого кроманьонца до Чубайса.
"Свобода - преподлейшее изобретение демократии"
- ВЯЧЕСЛАВ Алексеевич, в последнее время вы все чаще обращаетесь к эссеистике, так легче донести свои мысли?
- Старый я стал, мне уже стыдно играть в литературу. Можно ведь сказать важную вещь без всяких там ухищрений и красивых описаний, а просто, что черное - это черное, а белое - это белое. Вот от этой совестливости, что ли, перед читателем я и перешел к эссеистике.
- Вас долгое время не печатали, затем вы стали модным писателем, а потом интерес упал к литературе вообще. Почему это произошло?
- Я никогда не диссидентствовал, никого не ниспровергал, не наводил критику на общественный строй. Существовала цензура, которая не позволяла писателю выводить больше одного дурака в рассказе. В моих же рассказах их было как минимум трое, поэтому мне ставили всяческие препоны. Хотя я не чувствую себя большим писателем, может быть, это и хорошо, потому что, как правило, это мешает.
Что потом случилось с нашим обществом, я не знаю. Произошел какой-то слом в культурном организме нации. Я думаю вот что: во всем виновата свобода, это преподлейшее изобретение демократически организованного ума.
- Не боитесь, что за такие слова вас в реакционеры запишут?
- Я реально смотрю на вещи, это тот самый реализм, который исповедовал, например, Гоголь. Вот пришла свобода, а ни нового Толстого, ни нового Пушкина не появилось. Значит, не свобода руководит периодичностью нарождения гениев, а что-то другое. А потом, русский человек получил свободу не только выражать свое мнение и ходить на избирательные участки или не ходить, он еще получил свободу не читать, не интересоваться искусством и культурой. При большевиках почему-то было стыдно не быть читателем, а при либералах не стыдно, потому что при сегодняшнем режиме норма - не культура, а деньги.
- Что ж получается, за какие-то десять - пятнадцать лет изменилось мировоззрение целой нации?
- Это, конечно же, исторический феномен, но мы сейчас наблюдаем как раз этот странный процесс.
Читателей всегда на Руси было немного. Тираж пушкинского "Современника" при его жизни упал до 600 экземпляров. Александр Сергеевич не распродал ни одного тиража. И знала-то его как поэта не вся Россия, а полпроцента населения. Но при этом тогда существовала адекватная истине иерархия ценностей. Да, читали беллетриста Арцыбашева, но все знали, что такое Арцыбашев и что такое Чехов. Арцыбашева не принимали в приличном обществе, а перед Антоном Павловичем гимназистки падали в обморок. Нация обладала абсолютно точным понятием о культурных ценностях. Не знаю, может быть, прав Герцен, говоривший: "Давно пора смириться, что неизбежная и конечная цель демократического общества - мещанин". Может быть, это кому-то не понравится, но человеческое сообщество развивается так, что конечной целью его является производство и воспитание ограниченного, зацикленного на личном благополучии человека. Может быть, культура просто отмирает, она выполнила свою функцию по воспитанию неопасного человека, и ее время прошло. Этот человек может быть сколько угодно неинтересен, пошл, но зато он не опасен для общества. А то, что культура сейчас в мире и у нас переживает страшный кризис и безусловный упадок, - это очевидно.
- Вы говорите об упадке, а всякие там детективы или женские романы издаются огромными тиражами.
- Будем откровенны: существует цвет нации и существует то, что называется простонародьем, я не вкладываю в это понятие обидного смысла. Цвет нации, как и при Пушкине, составляет половину процента: этим подавай Моцарта и Достоевского, а огромному большинству - лубочную картинку и балалайку.
От редакции
С сегодняшнего номера под рубрикой "Уроки истории" мы начинаем публиковать эссе Вячеслава Пьецуха "Невесть откуда пришли и невесть куда уйдем", в котором известный историк и писатель попытается ответить на многие волнующие россиян вопросы.