О чём думает шестнадцатилетний мальчишка-восьмиклассник на уроках? О девочке, сидящей за соседней партой? О футболе? О вечерних танцульках в клубе?
- Что вы! У меня в 1942-м другие мысли были: только б братья на фронте выжили, их ведь трое воевало, - вспоминает заместитель председателя Барнаульского городского Совета ветеранов Александр Алексеевич НАСОНОВСКИЙ. - Увы, все трое погибли. Ещё - как бы папу подлечить, он болел тяжело. В начале 1943-го его не стало. Следом за ним умерла мама, и я остался за главного... Хоть сестрёнка и была на год старше, да всё равно она девушка, моё дело как мужчины - кормить и защищать. Какие могут быть танцульки! Война...
Идёт война народная...
А ВОЙНА шуток не любит: падают самолёты, горят танки... Кому чинить, кому ковать в тылу оружие победы? Да таким восьмиклассникам, как Саша Насоновский! Той осенью в Барнаул начали перевозить оборудование с эвакуированных Харьковского и Сталинградского тракторных заводов. И тяжело опиравшийся на костыль немолодой военный, которого привёл на урок в их класс директор школы, был с ребятами откровенен: "Заставить вас, малолеток, работать мы не можем. Но и без вас никак - рабочие нужны как воздух! Потом доучитесь, а сегодня возле города выгружают из вагонов в чистое поле станки. Через четыре месяца отсюда, с Алтая, должны уйти на фронт первые готовые танки, таково задание партии и правительства. И вам, именно вам его исполнять!"
Так весь их класс ушёл на трудовой фронт...
Александр Алексеевич и сейчас богатырской статью не отличается, а в те годы и вовсе... "Бараний" вес - сорок килограмм, рост не дотягивал до полутора метров. Да и откуда стати взяться? Седьмой ребёнок в семье, он в жизни не ел досыта. А работа выпала достойная дюжего мужика - вручную разгружать с платформ многотонные станки, под проливным дождём и злым осенним ветром устанавливать их на фундаменты...
Через пару месяцев один из одноклассников, вместе с которым он ворочал непокорное железо, обмолвился, что у него в паху появилась огромная шишка. "У меня такие с двух сторон", - обронил другой. Третий, как выяснилось, успел, надрываясь на непосильной работе, нажить не только двустороннюю паховую, но ещё и пупочную грыжу... А Саша промолчал - ведь от разговоров ни грыжа его никуда не денется, ни необходимость работать... Но начальство об их проблемах со здоровьем всё же узнало, и - больница... Когда мальчишек прооперировали и выписали, всё оборудование уже стояло на местах, а в кузнечном цеху даже успели построить две стены... Здесь, в сплошном ядовитом дыму, возле оглушительно грохающего молота, и прошла Сашина война. Сперва кузнецом-подмастерьем, потом - мастером.
Патриотизмы и героизмы придумали писатели...
А РАБОЧИЙ народ - специалисты, их семьи, просто беженцы из европейской части Союза - всё прибывал. И краевая администрация приняла решение срочно строить для эвакуированных жильё. Кто будет строить? Мальчишки-комсомольцы. Больше некому. И после ежедневных двенадцати каторжных часов у станка эти "крепыши"-кузнецы бараньего веса отправлялись на вторую трудовую смену - строительную. На сон времени почти не оставалось. Выходных и отпусков за всю войну не видели ни разу. Откуда силы брались?
"Мы высоких слов тогда говорить не умели. "Патриотизмы" и "героизмы" писатели придумали. Я одно знал - тот танк, что мы собираем вот этими обожжёнными, натруженными руками, вдарит по фашистской сволочи, по тем вдарит, кто троих моих братьев на тот свет отправил! Не было тогда во всей стране такого дома, куда бы "похоронка" не постучалась... Вот вам и весь "патриотизм". А на фронт я однажды таки сбежал. В конце 1943-го мы, трое друзей-кузнецов, бывших одноклассников, пришли в военкомат, сказались колхозниками (ведь у сельчан тогда паспортов не было, так что не проверишь!) и попросились в армию. Мужчин призывного возраста был страшный дефицит, а нам уже по семнадцать с хвостиком... Короче - взяли нас не задумываясь, поселили в бараке, одели, помыли и через двое суток повезли на вокзал, в армию отправлять. Уж так мне хотелось за братьев отомстить! Но не повезло - таких беглецов с военных заводов оказалось слишком много, начальство, недосчитавшись нас у станков, подняло страшный шум. Мы уж в вагоны загрузились, но вдруг команда: всем выйти на платформу. А там поджидает целая комиссия - мастера и начальники цехов. Пошли они по рядам - своих искать. Меня быстро нашли: уж очень я приметный, щупленький был. А друзей не опознали. Так оба и уехали воевать. Один погиб в боях, второй вернулся инвалидом... А меня под трибунал: за прогул, да на военном заводе, тогда ой-ой-ой что полагалось! Даже расстрелять могли. Но, видно, поняли, что пацана, который хочет вцепиться в горло фашистам, расплатиться с ними за погибшую родню, грех наказывать. Поругали да и отправили снова к станку.
Но и я понял: пусть мне не довелось сделать по врагу ни единого выстрела, всё равно мои танки - это вклад в победу. Нормы перевыполнял. А мне за это "УДП" - усиленное дополнительное питание - давали. Вроде премии - каждый день лишнюю миску баланды, сто грамм хлебушка, да ещё - раз в месяц пол-литра постного масла.
На таких кормах, да в состоянии постоянного отравления ядовитыми коксовыми газами, к концу войны я заработал жестокий гастрит, шалила печень, испортились зубы, а от грохота кузнечного молота к 19 годам стал глохнуть. Ну, да это у нас, кузнецов, - профзаболевание, никто и внимания не обращает..."
Большая семья...