ОНА держала на руках спящего ребенка и улыбалась самой нежной, самой восторженной улыбкой из всех, которые когда-либо касались ее прекрасного лица. На Шэрон было легкое платье с красными маками, и умиротворенное личико малыша покоилось в пестрых складках ее пышной юбки, как на огромной цветочной поляне. Женщина смотрела на свое дитя, не в силах оторваться от его крохотного тельца, и молилась про себя, чтобы время замерло и этот блаженный миг продлился как можно дольше.
РЯДОМ никого не было, но уже очень скоро Шэрон отчетливо услышала чей-то голос, зовущий ее издалека, - с каждой минутой он становился все громче и громче. "Прошу вас, тише. Вы разбудите его. Умоляю, замолчите", - шептала женщина, как можно крепче прижимая к себе спящего ребенка. Шум продолжал нарастать. Она чувствовала, что вот-вот малыш проснется, растревоженный посторонними звуками, и продолжала просить вполголоса:
- ... не надо. Прошу вас...
- Шэрон, дорогая, проснись. - Фил методично тряс спящую женщину за плечо, желая только одного, чтобы его жена наконец-то очнулась от наркоза. Шэрон вздрогнула и подняла на Фила залитое слезами лицо, не понимая до конца, где именно она находится. Вместо цветастого платья на ней была больничная рубашка, а пальцы исступленно сжимали край одеяла. "Мой ребенок?.." - спросила она, переводя взгляд с мужа на доктора, стоявшего у изголовья ее кровати. "Только не волнуйся, - Фил изо всех сил пытался держать себя в руках, - мы попробуем еще раз. Тем более что доктор Бигес говорит, несмотря ни на что, у нас есть надежда. Ведь правда же, доктор?" Шэрон не слышала слов мужа и профессора Бигеса. Она отвернулась к стене и, впившись зубами в одеяло, рыдала.
Это была третья неудачная попытка Шэрон Стоун и ее мужа Фила Бронштейна завести ребенка. Все три беременности окончились выкидышами. Месяц назад Шэрон исполнилось сорок, и уже прошло два года, как она не могла спать по ночам без снотворного. Для окружающих она по-прежнему оставалась роковой блондинкой, легко обходящейся без нижнего белья, успешной голливудской богачкой, в то время как на самом деле ее семья рушилась, словно карточный домик, вместе с надеждами на счастливое будущее. Муж Шэрон - Фил Бронштейн, главный редактор еженедельника "Сан-Франциско Экзиминер", миллионер и красавец - боялся оставлять супругу одну, чувствуя, что она на пределе. Он часто просыпался по ночам от того, что Стоун плакала или пела колыбельную завернутому в детское одеяльце игрушечному мишке, - в такие минуты он был бессилен противостоять свалившемуся на них несчастью. И Шэрон, и Фил были влиятельны и богаты настолько, что могли воплотить в жизнь любую, даже самую безумную идею или прихоть. Единственное, чего они не могли себе позволить, - это ребенка.
Тихоня и зубрила
"КЕЛЛИ, к тебе пришел Джеф. Поторопись, детка, он ждет тебя в гостиной". - Дороти Стоун никак не могла взять в толк, в кого ее дочь такая копуша. Молодой человек, минуту назад возникший на крыльце их дома, был миловиден и крайне вежлив, и хозяйка удовлетворенно отметила про себя, что у ее дочки хороший вкус. Пока мама Дороти занимала гостя разговорами о том, как замечательно иметь небольшой садик за домом, четырнадцатилетняя Шэрон Стоун, затаив дыхание, спряталась на лестнице второго этажа и ловила каждое слово, произнесенное безупречно вежливым гостем. Наконец, сестра Келли, шурша розовыми лентами на платье, влетела в гостиную, словно маленькое ванильное облако, - мама была довольна тем, что ее дочь на фоне модника Джефа выглядит ничуть не хуже. Кавалер поднялся Келли навстречу, они откланялись и отправились на танцы. "Келлли Стоун, чтобы к одиннадцати была дома", - крикнула мама им вслед и отправилась готовить ужин.
В то время как Дороти гремела на кухне кастрюлями, а Джеф и Келли веселились на школьной вечеринке, Шэрон плакала в одиночестве в своей комнате. Она была безутешна. Джеф был тем самым парнем, который уже два года снился ей по ночам, а Келли приходилась Шэрон родной сестрой. Первая любовь оказалась первым серьезным разочарованием в жизни юной Шэрон.
Нет, она не винила Джефа в том, что он предложил встречаться не ей, а Келли. Не таила обиды на сестру за то, что та не замечала ее слез. Шэрон привыкла быть не у дел. В маленьком доме Джозефа и Дороти Стоун росло трое детей - Шэрон, Келли и Патрик. Родители одинаково пылко любили всех, но так уж повелось в их семье, что Патрик - мальчик, а значит, папин любимчик, Келли - красотка, мамина радость, а Шэрон - тихоня и зубрила. Несмотря на то что у девочки был коэффициент интеллекта 154 (как у Эйнштейна) и уже в 15 лет она окончила школу, получив степень бакалавра, а преподаватели Пенсильванского университета прочили ей блестящее будущее в химии, Шэрон постоянно находила себе на голову какие-нибудь неприятности. Все детство она проходила с разбитым носом и коленями, так как постоянно падала то с велосипеда, то с лестницы. Когда Шэрон исполнилось пять лет, родители подарили ей пони. Как-то раз она неслась во весь опор по двору на своей маленькой лошадке и не заметила натянутой впереди бельевой веревки. На память об этом "неприятном инциденте" на шее Шэрон остался уродливый пятнадцатисантиметровый шрам. Будучи четырнадцатилетним подростком, она смотрела на себя в зеркало и не испытывала ничего, кроме отвращения: тощие ноги, не слишком чистая кожа, очки с толстенными линзами (Шэрон очень любила читать) да еще этот шрам. Нет, она прекрасно понимала старшеклассника Джефа, первого красавца их школы, который не обращал на нее ровно никакого внимания. Сестра Келли по сравнению с ней была настоящей куклой Барби. Пока молодые ходили на последние сеансы в кино и на дискотеку, Шэрон сдавала экстерном экзамены и искала утешения в художественной литературе. Порой мама Дороти усаживала "маленькую зубрилку" к себе на колени, гладила ее по вихрастым русым волосам и приговаривала: "И в кого ты у меня такая дурнушка..."
Девочки Стоунов спали в одной комнате, и однажды ночью Келли, заговорщицки понизив голос, поведала Шэрон о том, что Джеф уговаривает ее сделать с ним "это". Не найдя в лице сестры должного понимания, Келли больше не поднимала эту тему и была полностью уверена, что Шэрон вообще не интересуется подобными вещами, в то время как та не находила себе места при мысли о том, что Джеф женится на Келли.
Все оказалось даже проще, чем ей казалось. Шэрон надела мамино платье, каблуки, накрасила поярче губы и убедила Джефа, что им необходимо встретиться и поговорить. Парень немного опешил, когда страшненькая сестра его подруги - хотя помада и каблуки немного исправили общую картину - ни с того ни с сего завалилась к нему домой, села нога на ногу на диване и серьезным тоном заявила, что он должен лишить ее девственности. Долго упрашивать Джефа не пришлось. Наивная Шэрон была до последнего момента уверена, что теперь они настоящая пара... Каково же было ее удивление, когда после нескольких встреч парень заявил, что больше не хочет, чтобы та надоедала ему своими звонками и письмами. "И вообще, с чего ты взяла, что нравишься мне? Неужели ты думаешь, что я не могу найти себе кого-нибудь получше?"- сказал ей на прощание Джеф, желая как можно быстрее избавиться от навязчивой девицы. Через месяц выяснилось, что Шэрон беременна.
Сделав аборт, она возвращалась тем же вечером назад из клиники на стареньком семейном "Форде". Все, что Шэрон пришлось пережить за последнюю неделю, никак не укладывалось в голове. Предательство, страх перед будущим, отвращение к самой себе, поиск денег, операция... То ли девушка не справилась с управлением, то ли решила свести счеты с жизнью, история умалчивает. Шэрон Стоун врезалась в могучий дуб, росший у дороги, и, когда после аварии полиция и врачи вынимали ее из покореженного автомобиля, кто-то сказал: "Да, девчонка в рубашке родилась. Мне бы ее везение, я давно бы уже стал президентом США".
Правильный уход