Он - один из многих солдат последнего призыва Великой Отечественной войны. На их долю выпало закончить раз и навсегда не только Великую Отечественную, но и Вторую Мировую войну. И они несмотря ни на что сделали это с честью.
Война и оккупация
Часто спрашивают меня, что больше всего запомнилось из жуткого военного времени? И я отвечал: немецко-фашистская оккупация, карантин запасного полка Красной Армии, маршевая рота, Чайболсан - бывшая столица Монголии, переход маньчжурской пустыни, штурм больших Хинганских гор, переправы на многих реках Китая...
Детство и отрочество мое пролетело как одно мгновение: босоногое и жутко голодное. Потому что семья моя была бедной, рабоче-крестьянской и не ленивой. Трудно найти теперь виновного в этой житейской кутерьме, но так случилось...
Начало Великой Отечественной войны застало меня в возрасте тринадцати с небольшим лет. Тогда я учился в седьмом классе средней школы поселка Ильченко-2, Пологовского района Запорожской области. Я хорошо помню этот день. Он был солнечным и теплым. Директор школы Степан Захарович Мороз собрал всех учащихся и рассказал, что произошло. А спустя три дня вся школа провожала нашего любимого учителя на фронт. Вслед за ним проводили мы с мамой и братом своего отца. Я же как-то сразу изменился, не стало непутевого местного заводилы, каким я был, сразу почувствовал себя взрослым и очень ответственным за семью. Уходя, отец наказывал: ты - старший, помогай матери и младшему. Все это я понимал еще и потому, что чуть ли не каждый день видел печальные сцены уходящих солдат Красной Армии. Бесконечным потоком, без формы, без оружия, жутко голодные наши защитники тянулись подальше на Восток. "На кого вы нас оставляете?" - даже мы мальчишки спрашивали отступающих. И не было ответа. А на Западе, на Днепре, у Запорожья, вечером полыхало зарево пожарищ, и слышались взрывы. Война стремительно и неотвратимо приближалась к нашему дому. Было уже не до школы. Предчувствуя худшее, мама мобилизовала нас на заготовку всего, что можно было спрятать на черный день. Пережив гражданскую войну и голод 1933 года, наша мама знала, чего можно ждать от войны. И вот ранним утром в конце сентября на пороге нашего дома появились два фашиста в мышиного цвета мундирах с автоматами наперевес. Мы с братом, оцепенев, с ужасом смотрели на этих "чудовищ". Один из немцев прошелся по комнате и со словами "Гут! Гут!" поднял сапоги, стоявшие под швейной машинкой, осмотрел и, сунув под мышку, вышел из дома вместе со своим приятелем. Я, было, рванулся за ним, чтобы отобрать мою обувку, которую отец купил мне на зиму, но мама во время остановила меня.
А на следующий день у школы собрались почти вся детвора, учителя и родители. На длинной деревенской дороге остановилась огромная колонна немецких солдат. Мы молча стояли и смотрели, как движется эта бесконечная пыльная и потная змея. И тут произошло нечто удивительное. Моя одноклассница Нина с огромным букетом цветов кинулась к группе солдат. Под гробовое молчание собравшихся и одобрительные крики фашистов, она бросилась приветствовать настоящих оккупантов. А ведь ее отец совсем недавно, как и все остальные мужчины, ушел на фронт. Я до сих пор не могу понять, почему она так поступила. Может быть, не понимала, что происходит, а может быть, в этой голодной оборванной, как вся наша детвора тех лет, вдруг на мгновение проснулась какая-то безумная надежда на лучшее...
Но к большому несчастью одна беда шла за другой. В ноябре 1941 года школьные занятия прекратились окончательно. Все учебные классы и кабинеты фашистами были буквально разгромлены. В них немцы организовали спальные места из соломы и травы. Под окнами грудой лежала битая посуда с заспиртованными лягушками и змеями - любимые наглядные пособия нашей замечательной учительницы Марии Павловны. Она преподавала географию и биологию...
Вторая беда пришла позже, когда по центральной улице провели наших сельчан Кашудиных в наручниках, избитых до неузнаваемости. В их доме немцы нашли радиостанцию, оставленную отступающими солдатами красной Армии. Прошло столько времени, но этот случай особенно глубоко врезался в память. Ведь тогда впервые я собственными глазами увидел страшную человеческую трагедию.
Охота (в самом прямом смысле) на евреев шла весь период оккупации. Особенно фашисты жестоко расправлялись с теми, кто прятал евреев - неважно, кто они были родственники или просто знакомые. Я хорошо знал и дружил с детьми одного еврея Шумана - рядового механика на хлебозаводе, где работал мой отец. Его дочь Неля, чуть младше меня, чудом спаслась от погибели. Фашисты искали ее днем и ночью. Но не могли найти. Нелю прятали жители поселка. Я знал это точно и даже тот день, когда ее переправили в соседнюю деревню Басань, где я родился.
Но самым загадочным явлением оккупации для меня осталась память о нашем колхозе. Немцы его почему-то не разгромили, как другие хозяйства в округе. Тайна открылась позже, когда я нашел архивные документы тех лет. Оказалось, что существовала директива гитлеровского командования: колхозы не ликвидировать, а наоборот им помогать, но не на основе принудительного коллективного труда, а единоначалия, то есть кулацкого хозяйствования. Разумеется, все продукты шли на нужды фашистской армии. Такими колхозами управляли немцы и местные старосты.
Конец оккупации пришелся на зиму 1942 года, когда советские войска разгромили фашистов под Сталинградом. Уходя немцы, не жалели никого и ничего. Отправки нашей молодежи (по сути дела мальчишек и девчонок) в Германию проходили чуть ли не каждый день. Мне удалось избежать этой участи, благодаря тому, что я то и дело прятался на чердаках и в подвалах. Из тех же, кого все-таки увезли, почти никто не вернулся, кроме двух-трех девушек. От них-то я узнал страшную правду о той "сытой и благополучной", как говорили немцы, жизни в Германии...
На фронт!