СЛУЖИЛ с нами один парень из Сибири - Иван Шушаков, спокойный, с доброй улыбкой, светловолосый. Он был из среднего призыва. В бане всегда мылся в трусах. По его религиозным законам до женитьбы нельзя было обнажаться перед кем бы то ни было. И семя свое изливать попусту - великий грех. Сержанта Стопченко, который не верил ни в Бога, ни в черта, все это просто бесило: "Почему я, заслуженный дедушка взвода, должен трясти перед ним своими голыми мудями, а он строит передо мной целку вавилонскую. Здесь армия, а не монастырь!" И вот однажды в бане Шушаков оказался с дембелями один. Нас было шестеро, мы подошли к нему, окружили, подхватили за руки-ноги и, испуганного и недоумевающего, разложили на массивной лавке в середине бани. Он рванулся изо всех сил, но не тут-то было: даже его сибирской силушки не хватило, чтобы вырваться из наших цепких рук. Под дружное улюлюканье Стопченко демонстративно стащил с Ивана ненавистные ему трусы и отбросил их в сторону. Член Шушакова удивил нас: он был даже больше, чем у Стопченко.
Когда Павел взял его в руки, парень снова отчаянно рванулся и забился в наших руках, бешено вращая сверкающими ненавистью глазами и выгибаясь своим красивым здоровым телом. Но мстительная рука Стопченко уже делала свое дело: под наши реплики и смешки он стал возбуждать девственного парня. За время всей этой возни и отчаянной борьбы Шушаков не проронил ни слова, только тяжело дышал, раздувая свои трепетные ноздри, да гневно сверкал очами. Когда же его на удивление большой и ровный член воспрял, Иван снова рванулся, завыв по-звериному, но этим еще больше раззадорил нас. "Не ссы, Шушаков, это обычное посвящение в мужчины на любом тихоокеанском острове, - изгалялся Стопченко, как-то очень уж пристрастно онанируя удивительно эротичный член Ивана, - вожди племени хотят посмотреть, созрел ли ты".
Мы действительно с большим интересом ждали, когда же из него пальнет вверх струя сибиряка и он впервые в жизни испытает оргазм. Эта игра всех нас очень захватила и неожиданно... возбудила. Шуточный обряд посвящения дикаря в мужчину (для нас шуточный) приобретал новые формы: первым свою руку к возбужденному члену соседа протянул кубанец Черняев. Его соседом оказался осетин Джасохов. Мой член сжала рука литовца Регимантаса, и так по кругу. Первым кончил Черняев, выплеснул все из себя на вздрагивающий живот сибирского парня. А вот и его член предельно напрягся, Иван сделал резкую попытку встать, но тут же снова обмяк, громко охнув. И его сперма под наши радостные возгласы стала толчками прокладывать белесую дорожку от его подбородка до низа живота, смешавшись со спермой Черняева, моей и литовца. Мы его тут же отпустили, но он продолжал лежать, обессиленный, и беззвучно плакал. Шушаков и не думал вырываться, ему было уже все равно. Нас даже удивило это безразличие.
Оставив его одного, мы ушли в раздевалку. На ужин Иван не пришел. После ужина мы сидели в сушилке, курили, грелись и весело обсуждали сегодняшнюю забаву. Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге с перекошенным лицом и автоматом в руках застыл Шушаков. Мы онемели. И тут сзади на него прыгнул дневальный. Это нас и спасло. Автоматная очередь прошила потолок. А тут и мы опомнились, бросившись на подмогу дневальному.
Так как жертв не было, командиры постарались замять этот инцидент. Разбирались, правда, долго, в результате чего Шушакова перевели служить на материк, Стопченко разжаловали, и все мы по очереди отсидели на губе, правда, после того как заменили в потолке простреленные доски. Случилось это перед самым дембелем.
Как бы там ни было, нам есть что вспомнить о своей службе на дальнем безлюдном острове.
В. Д а н о в и ч, Беларусь