Сергей Сакин: "Умный человек не может быть добрым"

   
   

Мое знакомство с "последним героем" Сергеем Сакиным произошло абсолютно спонтанно. Я позвонил узнать, в какой день ему было бы удобно дать интервью, на что он, не задумываясь, ответил: "Вообще-то с завтрашнего дня я ухожу в запой, и одному Богу известно, когда это кончится. Так что лучше пересечемся прямо сейчас!" Spiker предложил встретиться на набережной, в эпицентре его любимых питейных заведений... Уже через 15 минут Spiker по-хемингуэевски называл меня "стариком", закидывал ноги на кресла и поглощал кальвадос. Одним словом, у них с Хемингуэем я обнаружил всего два отличия: вместо сигарет "Gitanes" русский прозаик дымил безумными сибирскими папиросами "Метеу".

- Есть ли у тебя литературное образование?

- ЛИТЕРАТУРНОГО нет. Есть гуманитарное - я учился в ИСАА (Институт стран Азии и Африки). Ну, это, безусловно, очень сильно мозгов добавило мне, но не особенно помогло по жизни. И если б он был менее понтовым вузом, то я бы вообще о нем не упомянул. Так что об ИСАА я говорю только в качестве саморекламы. А в принципе я - самоучка. С подачи родителей я очень много читал в детстве, затем сам. А где-то во время написания "Больше Бена" я вдруг почувствовал, что читать мне уже неинтересно. Для культурного человека это непозволительно, но я считаю, что на читателя уже выучился, теперь стал писателем.

- Состоявшимся?

- Я считаю себя не менее крутым автором, чем какой-нибудь Фаулз. Наверное, это беда моей страны и моего языка, что я, в отличие от него, не двигаюсь по миру, меня не переводят на все языки и проч. Это обязательно случится в ближайшие годы, и моя цель - стать всеевропейским автором. Я пробью эту стену и уже сейчас отношусь к Фаулзу, как равный к равному...

- "Больше Бена" - это твоя первая книга?

- Ну да! Первая и, более того, случайная. Мы с моим другом Собаккой поехали в Лондон, а потом в дневниках описали все, что с нами там произошло. Так родилась книга. Урод, но любимый! А сейчас на подходе книга "Умри, старушка". Имелась в виду старушка-Европа, потому что книжка - продолжение наших похождений по Европе.

- Она написана в таком же стиле, как "Больше Бена"?

- Стиль такой же, но качество на пару порядков выше. И после "Умри, старушка" я уже не могу серьезно воспринимать "Больше Бена".

- Сленг в "Больше Бена" - это дань моде, особенность твоего менталитета или стилистическое бессилие?

- Если честно, стилистическое бессилие. Потому что, когда я писал "Больше Бена", я был еще совсем зеленым. А сейчас две страницы прочитаю и думаю: блин, какой был материал! И как же я облажался! Так что насчет стиля достаточно верно подмечено, хотя, когда я ее писал, я уже знал, что она станет культовой. А словарик "Больше Бена", "бичество", - это сленг очень узкой прослойки фанатов "Спартака" и ЦСКА. Раньше этого языка не знал никто, а теперь знают все. Одним словом, это еще и дань моде, которую создал я сам.

- Что на острове было для тебя самым запоминающимся?

- Где-то на тридцатый день игры у меня вдруг открылись глаза, что, блин, это же чистейшее море, воздух, шелестящие пальмы и моя красавица-невеста - это же Карибы, земля обетованная!.. А целый месяц я был занят тем, как достать еду, как выжить, как договориться с Сергеем Одинцовым, а тут меня торкнуло, и в меня сразу вошли все краски мира. И мне стало плевать на эти три несчастных миллиона! До меня дошло наконец, где я оказался...

- Тебя не смущало, что там повсюду камеры, что ты живешь, как участники проекта "За стеклом"?

- Мы жили не как герои "За стеклом". В тех кустах, где люди гадили, камер не было. И знаешь, банальная ситуация: у нас с Анькой было романтическое настроение - мы просто, обнявшись, шли по пляжу на другой конец острова. И за нами, естественно, бежал чувачок с камерой. Я оборачиваюсь к нему и говорю: "Оставь нас на пару часов". И он поворачивается и уходит, то есть человечинка была оставлена. И никаких непристойностей у нас на острове, в отличие от "За стеклом", по определению снято не было. В этом заключается корректность организаторов программы - они все-таки снимали передачу именно о героях.

- Расскажи про "Последний герой-2", что вы там будете делать с Бодровым?

- Всего я рассказывать не имею права, но могу сказать, что Бодрова там не будет и сам проект будет жестче, чем предыдущий. Мы загоним людей в такие психологические рамки, что они должны будут не только терпеть голод, но и предавать друг друга. Вот и посмотрим, как они будут выкручиваться, и сможем ли мы этой передачей доказать примат духа над материей.

- А ты там будешь ведущим?

- Ни в коем случае!!! Я как только услышал об этой идее, сразу отказался! Это отбросило бы меня очень далеко от пьедестала писателя.

- То, что вы описывали в Лондоне, - это все правда?

- Официально мы придерживаемся версии, что это все неправда, только неправда и ничего, кроме неправды. Просто, если я когда-нибудь еще надумаю поехать в Англию, не исключено, что в посольстве меня встретит офицер службы безопасности, который будет знать эту книжку. А вообще, конечно, это все правда. Не та правда, которой можно гордиться всю жизнь, но стесняться ее я тоже не собираюсь.

- К наркотикам ты как относишься?

- Резко отрицательно. То есть когда-то я по слабости сломался, но это было давно и необдуманно.

- У тебя есть кумиры среди взрослых, состоявшихся писателей?

- К сожалению, есть. Когда-то я считал знаком качества, что они прочитают мое творчество и оценят его по достоинству. Но сейчас я понял, что навязыванием своих авторитетов и мнений они мне только мешают. Эти люди пытались запихнуть меня в свою когорту маститых русских писателей, но мне с ними не по пути. Поэтому, когда они звонят, я предпочитаю не снимать трубку... А из классиков, наверное, Гоголь - мощнейший совершенно человек. Кошмар и ужас, но еврейский писатель Михаил Иосифович Веллер является для меня авторитетом, умеющим вокзальный сленговый базар перекладывать на бумагу. Мне кажется, что я к этому приблизился, но мне пока не хватает остроты слога.

- Каким ты видишь своего идеального читателя?

- Злой, умный и критичный. Причем, чтобы злоба и критичность проистекали из его ума. Потому что умный человек не может быть добрым. А еще мой читатель должен уметь драться и быть храбрым, но это уже к разговору об идеальном человеке...

Смотрите также: