Роман с бутылкой

Статья по теме
БОРИС СТРУГАЦКИЙ: "ИМЕНА ГЕРОЕВ МЫ БРАЛИ ИЗ ГАЗЕТ"
   
   
БУЛЬВАРНАЯ литература существовала всегда. Вспомним, как Некрасов надеялся, что когда-нибудь народ "не милорда глупого - Белинского и Гоголя с базара понесет". Трудами вышеупомянутых авторов до сих пор не зачитываются. Но есть литература негромкого уровня - не осточертевшие глянцевые детективы и дамские романы, но беллетристика. Берем наугад несколько книжек, изданных сегодня в солидных издательствах. Скажем, новая серия в нашем книгоиздании ("Хроникер") - "Мир современной прозы", поддерживающая по мере сил (а это нелегко) качественную русскую прозу, хранящую традиции, не впадающую в истерический публицистический пафос и не скатывающуюся в пошлость. Прозу, анализируя которую, по крайней мере, можно рассуждать о таких полузабытых категориях, как стиль и язык. Леонид Бородин - исторический роман и истории сегодняшних дней. Борис Гобзев с его "Общим курсом любви и права" - исследование душ неприкаянных в нашем далеком от совершенства мире. Борис Евсеев - объемный мир и по географии, и по чувствам. Алексей Варламов (ему нет еще и сорока в отличие от названных авторов) - опять же география от Байкала до Волги. Как ни думай, а все-таки позиция "далеко от Москвы" лишь на пользу писателю. Стоит припомнить Михаила Тарковского, уехавшего из столицы далеко и надолго, пишущего замечательную прозу и издавшегося в этой же серии. Больше мудрости, сердца, меньше агрессии, душевного раздрызга, неуправляемой тяги к саморазрушению и самоуничтожению - больше страсти к воссозданию даже самой больной души.

Однако в любом случае общий уровень нашей сегодняшней прозы несравненен с трескучей кондовой советской прозой "классиков" с их конфликтами между хорошим и лучшим, клиническим оптимизмом бесполых плакатных героев и героинь. Что отличает облик нынешнего литератора? Постоянное выпивание с утра, днем и ночью, дома и на улице, в сквериках, двориках, у метро, на газетках и ящиках. Пиво и водка и в виде закуски - крабовые палочки, чипсы и даже "Вискас". И общение. Затем, соответственно, похмелье разной степени тяжести - в "Рассказе протрезвевшего человека" Сергея Носова - "Боль головы и дрожанье рук". Описано, надо сказать, со знанием предмета. Берем книги Андрея Левкина, члена Российской академии Интернета, или Константина Плешакова - в общем, одно и то же: раздрызг сознания. Взамен "благоговения перед жизнью" - ужас перед ней, "как перед разверстой засасывающей бездной". Итог - сакральная география российского похмелья (герои Довлатова и булгаковский бессмертный Степа Лиходеев отдыхают). Импульс к писанию, как правило, - утреннее пробуждение. Завтрак, так сказать, аристократа. Иллюзорная действительность, постепенное умирание души, торговля искрой Божьей, и боль, боль. "Жизнь - штука сложная, а может быть, наоборот, слишком простая" - философский вывод. "Дайте таблетку!" - "От тошноты?" - "От жизни".

Самое талантливое в этом потоке романов с бутылкой - это и самое тяжелое, и самое убедительное. Безусловно талантлив Павел Мейлахс - и тем страшнее, и отчаяннее, и искреннее его повествования. Описания биографии мальчика, юноши, взрослого человека сквозь призму последовательного самоуничтожения. И вопрос: "Зачем я? Зачем все это? Господи!!! Что я делаю не так? Ну, что ты крутишь меня, вертишь? Что ты мучаешь меня?" Роднит эти произведения еще и безбожие при понимании, что вне религии жизнь способна уничтожить, сожрать рассудок и душу. "Надо быть верующим или искать веры, иначе жизнь твоя пуста, пуста", - писал Чехов. А иначе - жизнь как у современных Витьков и Серег с их пивными баночками, стрелянием сигарет, другом-компьютером, бессемейностью и безлюбовью, неприкаянностью душ.

Смотрите также: