Он несколько раз останавливался и говорил, что не умеет давать интервью, что это получается разговор с перетеканиями из одной темы в другую. Он начинал говорить о русском модерне, как говорил бы о своих друзьях. И наш разговор о телевидении постепенно превращался в беседу о Петербурге и немного о жизни.
Блеск и нищета Северной Пальмиры
- Мне очень подозрительны русские, у которых нет собственного мнения по отношению к Петербургу. По-моему, это какая-то неполнота, ущербность.
- А у вас есть свое мнение?
- Его очень много, и оно разное. Я же не сидел, не затачивал карандашик и не придумывал, как мне это чувство сформулировать в четырех словах. Это пять прожитых лет и постоянные наезды сюда.
- Сейчас вы не живете в Питере?
- Нет, я живу вот здесь (оглядывает гостиницу "Европейская"). Но я думаю, что сами питерцы считают ее неким филиалом Москвы. Абсолютное большинство горожан, по-моему, раздражает бьющая в глаза дороговизна.
- Но Питер для вас не заканчивается этой гостиницей?
- Я достаточно активно езжу по городу Питеру и по пригородам. Я и в "Европе" снимал то же. Ведь это здание - большой рывок для старой империи. Оно было построено в 1875 г. О начале строительства "Европы" писал Достоевский. Это так называемый класс амбассадор, начало буржуазного шика, которого не было до этого. До этого богатство таилось. Бедность скрыть было нельзя, но богатство принято было скрывать. Буржуазная этика другая: можно гордиться богатством, гостиницами, всевозможными сверкающими витринами, где все как будто вывалено на улицу. А улица на самом деле грязная и черная.
Отели, роскошные рестораны - совершенно другая жизнь, она нарочито и нескромно демонстрирует себя остальным. Избыточный свет, пальмы, гигантский холл, многоуровневый вход и пафосные лестницы. Над этим всем Набоков издевался в "Лолите".
- Получается, что Питер - город контрастов. Невский горит огнями, витрины сверкают, а дальше - темнота. Собачки на тротуарах какают.
- Наверное, это нынешняя судьба Питера. Боюсь, что ему никогда не стать тем, чем он был. Не просто потому, что "жизнь невозможно повернуть назад", как утверждает великая певица нашей эпохи. Просто я не представляю, чтобы в обозримом будущем сюда пришли такие большие деньги. Ведь это не может быть одним государевым старанием сделано. Здесь должен быть частный интерес. Невозможно отдраить все парадные или заменить падающие балконы.
- В Москве этот процесс реинкарнации происходит.
- В Москву пришли большие деньги. Когда-то. Сейчас этого уже нет. К тому же в Москве есть дело. Когда в тихих переулках со страшной скоростью методично отдраиваются старые особняки, это делается не из любви к городу, а потому, что туда вселяются фирмы, оборудуют офисы. А в Питере этого нет. Нужно найти огромное количество людей, которые захотят здесь делать деньги. Вот тогда они все выкупят, отдраят, отутюжат, отчистят, проложат оптиковолокно.
- Питер изменился с ваших студенческих лет?
- Он изменился до такой степени, до какой поменялась вся Россия. А так, пожалуй, нет. Даже стал еще более затасканным. Вот я хожу по местам, которые знал очень хорошо. По Первой линии Васильевского острова. Разумеется, у властей не хватило ни средств, ни времени, чтобы что-то переделать, и там сохранились какие-то страшные коммуналки и ужасные лестницы. Наверное, по чердакам крысы бегают величиной с теленка. Или пройдитесь по улице Репина. Что с того времени изменилось? Могли где-то грубо масляной краской дверь входную покрасить, но она только страшнее становится. Предыдущие слои, как сыр на засохшем бутерброде, поднимаются. Может быть, в этом есть свой стиль. Но это скорее объект для создания черно-белых фотографий и черно-белого кино, но не для жизни. Это все-таки свинство - находить эстетику в этом. Тем более это же не то умирание, что происходит в Венеции и которое там культивируется. Умирание как порок, как утонченность какая-то. Там это богато - здесь это грязь. Это бедность, бедность в своем низком проявлении. Я бывал во многих бедных странах и давно уже понял, что бедность может быть не самым страшным испытанием. Но "союз" бедности и грязи - это ужас.
Эфиопия, например, страна очень бедная. Но она не грязная. Я очень полюбил ее. Там весело живут. Все бедные, но жизнерадостные. Как и Куба. В людях огромный позитивистский заряд Юга. Они там дождевой водой, что ли, моются, но там не возникает ощущения, когда боишься на улице просто присесть, за что-то взяться, потому что чувствуешь какую-то грязь, липкость.
"Родню не выбирают"
- Вы вспоминаете Питер своей юности? То место, где вы жили?
- Нет, свой район я не любил. Обычный спальный район. Я совсем недавно проезжал мимо, специально вышел, чтобы посмотреть. Нормальная такая массовая застройка 70-х, ничего особенного. Но студентом я только ночевать домой возвращался. Ведь тогда был театральный бум, мы на спектаклях пропадали. Или в библиотеке подолгу сидел.
Я помню очень много фильмов, которые пересмотрел тогда в кинотеатрах. На ретроспективу Тарковского публика ходила пачками. Но это было не мое.
Также я помню концерт Пендерецкого в филармонии. Когда я вышел, у меня была огромная потребность никуда не уходить, прожить с этим ощущением как можно дольше. Я вообще-то и тогда не пил, и сейчас водку не пью, но все же купил у таксиста бутылку и сел у памятника Пушкину. Не хотелось забираться в метро. Я знал, что меня рассеет, я выйду из этого состояния. А так я его удержу. Взял свое пальто. Есть деньги? Есть. Сел, чтобы никто не видел, и никуда не уходил. Там было произведение для ударных и струнных. Ничего не могу воспроизвести, только свое состояние помню.
- Возникает какое-то теплое ощущение, когда вы приезжаете на Московский вокзал?
- Во-первых, я очень давно летаю, потому что плохо сплю в поезде. Я уже знаю, что мне от этого города ждать и чего ждать не нужно. Здесь есть огромное количество вещей, которые других раздражают, но я к ним давно привык. Меня не удивишь грязью коммуналки на 25 комнат, вытоптанным коридором. Меня не раздражает питерская реклама, в которой обязательно поют на мотив советских песен или классических арий и куплетов вроде: "Все мужчины Петербурга не боятся простатита". Ну чушь, глупость, пошлятина, а ты пожал плечами и пошел дальше.
- Но все-таки Питер - это что-то свое, родное, или просто красивый город?
- Это как родня, которую не выбирают. Здесь перемешано все: и любовь, и "немножко надоело", и "без этого все равно не прожить". Подольше задержишься - обрыдло, подольше не приедешь - ужасно тянет.
Смотрите также:
- Михаил Жванецкий: "Наша демократия - это светофор, где горят три огня сразу" →
- Мишень для бритых придурков →
- Мишень →