Почему в нашем обществе мы все еще нередко сталкиваемся с карьеристами, приспособленцами, носителями так называемой "двойной марали"? Как с ними бороться? На вопросы нашего корреспондента И. Семина отвечает писатель С. ЕСИН.
КОРР. Вы, помнится, начинали с героев цельных, духовно здоровых. Теперь же ваши герои - довольно странные персонажи, не совсем вписывающиеся в известные типы социальных "оборотней". Скажем, "имитатора" из одноименного романа что-то мешает назвать просто карьеристом. И еще труднее понять, кто такой - "временитель"?
С. Е. Конечно, не очень-то приятно выступать в роли специалиста по проходимцам. Но разве сместилось бы на них наше внимание, если бы они сами всей своей, довольно разросшейся массой не стали вытеснять куда-то на обочины жизни положительных героев? А что до странностей, то ведь не так страшны сами проходимцы, сколько наше устаревшее представление о них.
Карьерист - "имитатор" - это не доносчик времен культа, не залихватский волюнтарист и не показушник "эпохи" застоя. Это прежде всего прагматик и циник до мозга костей, и мораль его не то что размыта или раздвоена, а просто рассечена на две совершенно независимые части. Помнится, особенно остро я ощутил реальность этой разъятой морали в ходе одного судебного процесса, довольно тривиального - о злоупотреблениях в торговле. Меня поразило, с какой настойчивостью подсудимые (уже изобличенные жулики!) употребляли в своей речи слово "советский". А речь-то шла о подлогах, хищениях, спекуляции.
Наши двурушники - прямые наследники "подпольных людей" Достоевского, в сознании которых так же обособленно сосуществуют и нравственные догматы религии, и вседозволенность крайнего индивидуализма. До сих пор раздвоенность такого рода в литературе была темой трагедии...
КОРР. Однако у героев Достоевского такая раздвоенность имела под собой вполне определенную социальную почву - общества частной собственности и отчуждения личности от него. На чем же основана раздвоенность "имитаторов" и "временителей"?
С. Е. Обычно, когда говорят о негативных последствиях культа личности, волюнтаризма или застоя, главную опасность видят в "расширенном воспроизводстве" функционеров деформированных общественных структур и их столкновении с неравнодушными людьми. Первые шли по костям, вторые костьми ложились. Но ведь и тех, и других - меньшинство. Масса людей стала постепенно отходить и от первых, и от вторых, стремясь обрести социальное равновесие в некой третьей позиции, с благим намерением просто удобно жить. Однако человеческая природа многосложна, и социальный конфликт, обойденный во внешнем плане, неминуемо перемещается внутрь. Человек оказывается перед необходимостью как бы воздвигнуть внутри себя водораздел между своим общественным и личным самочувствием, долгом и совестью, словом и делом...
Поколение людей, делавших революцию, такого водораздела не знало. В сталинские времена его отнесли на счет врагов народа, в хрущевские - на счет "сталинистов", а в годы застоя двойная мораль приобрела столь массовый характер, что уже сама цельность стала признаком социальной незрелости (подобно тому, как в эпоху ГУЛага таковым считалась склонность к сомнениям). О какой цельности может идти речь, если в системе командно- волевого управления и руководитель, и подчиненный сплошь и рядом вынуждены работать не на общественно полезный результат, а на его имитацию?
Вот таких мучеников застоя я и назвал "временителями" в отличие от функционеров - "имитаторов". Во "временителях" еще живет воспоминание об утраченной цельности, именно оно и позволяет им даже в процессе имитации все же созидать и нечто более- менее подлинное. Однако именно в них рассеяна та благодатная почва, на которой в конечном счете и паразитируют "имитаторы". Это - взаимосвязанные звенья замкнутой цепи социальных оборотней, где каждый "имитатор" для кого-то "временитель" и наоборот.
КОРР. Не слишком ли мрачная получается картина? Ведь и в застойные годы создавались значительные материальные и духовные ценности. И уж, конечно, их творцами были не "имитаторы" и "временители".
С. Е. Конечно, не они, хотя их "скромный вклад" тоже нельзя не заметить. Не их ли "тормозные системы" свели прежде времени в могилу Королева, Шукшина, Высоцкого и еще многих и многих? А разве вместе со стройками века не были "построены" все те социально-культурно-бытовые "незавершенки", которые неизменно омрачают будни самых великих наших строек?
Впрочем, если хотите, то само наличие у нас "имитаторов" и "временителей" можно рассматривать как своеобразное доказательство силы нашего строя. Можно ли себе представить, чтобы какое-либо капиталистическое государство просуществовало хотя бы год, если бы буквально на всех общественно-экономических уровнях его граждане изо дня в день нарушали бы основные законы капитализма? У нас же за семь десятилетий много ли было лет, чтобы действительно каждый отдавал обществу по способностям и получал бы по труду?
Свидетельство нашей чистоты и силы сегодня - размах наших споров о прошлом, настоящем и будущем социализма. Все более четко обозначаются и множатся точки зрения, но нет и не может быть у них иного вектора, чем указанный еще Марксом: изменять мир, а не только объяснять его.
КОРР. В контексте нашей темы это значит - как излечить разъятые души? Как упразднить двойную мораль? Как бороться с приспособленчеством сейчас и сделать его невозможным в будущем?
С. Е. В ряду неотложных задач перестройки хотелось бы подчеркнуть не просто повышение роли, а и обеспечение нового качества в так называемом "человеческом факторе". Мы уже и так его "повысили" до такой степени, что, допустим, сегодня превозносим фактор руководящей личности как залог всех побед, а завтра он же - причина всех поражений...
Нет уж, давайте сперва восстановим в правах, на всех уровнях и во всех сферах нашей жизни, ту безусловную и принципиальную цельность личностного начала, которой в достаточной мере обладало, наверное, лишь поколение творцов Октября.
Ясно, что одними моральными проповедями такую задачу не решить. Однако и без них обойтись нельзя. Иначе мы рискуем упустить из всего комплекса задач перестройки ее этическую программу, без которой вновь может показаться, что раздвоение личности - приемлемая цена для достижения больших общественных целей. А ведь "цель" и "цельность" - это не просто созвучные, а - однокоренные слова.
Речь идет не о том, чтобы одних функционеров сменили другие, которые столь же единодушно (вернее - двоедушно) будут регламентировать, в каких дозах следует "отпускать" народу демократизм и гласность, какие люди нужны перестройке, а какие - нет. По-моему, так: либо перестройке будут нужны все и она будет нужна всем без исключения, либо не будет самой перестройки. Обеспечить каждому возможность быть, то есть - быть самим собой, и тем самым упразднить возможность казаться - в этом видится нравственный смысл перестройки.
КОРР. Но зачем же обеспечивать приспособленцам возможность быть самими собой, то есть - приспособленцами? Не лучше ли, не справедливей ли, как это и стремится сделать прозревший "времените ль" в одноименном романе, попытаться исключить "имитаторов" из нашей действительности?
С. Е. А разве мы уже не переболели этой болезнью - искать виновников зла, творимого рядом с нами, где угодно, только не в самих себе? Разве еще не убедились в том, что методом "исключения" нежелательных персон проблемы общества неразрешимы? Тем более такого общества, как социалистическое, которое по-настоящему заинтересовано в том, чтобы действительно от каждого взять по его способностям. И коль скоро нам это в полной мере не удавалось, не потому ли тщетными оказывались до сих пор и все попытки уйти от уравниловки - к действительной оплате по труду?
Так и возникает порочный круг: нереализуемые в полной мере экономические законы социализма деформируют социалистическую нравственность, а нравственные деформации мешают зафиксировать и устранить нарушения экономических законов, которые перестают работать сами по себе, требуют все более мощных идеологических подпорок и начинают восприниматься как что-то вроде благих, но, увы, весьма отвлеченных пожеланий, оторванных от реальных интересов людей. Тут-то и возникает, и не может не возникнуть приспособленчество - как форма социально-психологического выживания личности в условиях невостребованности ее индивидуальных способностей и необходимости как-то обеспечить себе оплату по труду, хотя бы путем его имитации.
По моему глубокому убеждению, с приспособленцами можно и нужно бороться персонально только как с виновниками конкретных правонарушений, если таковые ими совершаются. Однако "выявлять" и карать персональных виновников самого приспособленчества - как "имитаторов", так и "временителей" - можно и нужно только в себе самих, да в той социальной практике, в которой наше приспособленчество закрепляется, калеча и раздваивая наших детей. Собственно, отсюда - фантастический финал "Имитатора" и трагикомический - "Временителя", которые убедили далеко не всех. Но если не веришь в непобедимость, приспособленчества и не видишь пока реальных побед над ним в действительности, то стоит для начала победить его хотя бы в собственном сознании.
Вот почему новое мышление, поиск которого идет во многих областях, совершенно необходимо и в сфере морали. Скажем, как можно бороться с ее раздвоением, не будучи убежденным в том, что возрождаешь тем самым основные человеческие ценности? Что и любовь, и супружеское счастье, и родительский долг, и профессионализм, и трудолюбие - все меркнет в неверном, обманчивом свете двурушничества? Что нельзя жить на проценты от зла, не разрушив в себе самом все то, ради чего только и стоит жить...
ДИСКУССИОННАЯ ТРИБУНА. Психология власти