БЕЛОСНЕЖНЫЙ пушистый клубок, тявкая, скатывался по лестнице. Вечерами дворничиха выходила во двор с веселой болонкой. Обычно у ее лая был задорный мотив: "Я иду гулять!". А на этот раз чуткое ухо хозяйки уловило в собачьем голосе тревогу. Она еще держалась за перила, спускаясь по ступеням, когда болонка вырвалась во двор и с остервенением на кого-то бросилась. Маленькая собачонка, ее ногой можно отшвырнуть, а шума от нее - как от целой стаи. Топот убегавших слился с собачьим лаем.
В тупике, около гаража, дворничиха увидела навзничь лежащего человека, подбежала к нему. Она уловила, как мелькнули долговязые тени и растворились в черноте подворотни. Женщина склонилась над лежащим: видно, он был без сознания. Перевернула его на спину, заглянула в лицо - незнакомый. Расстегивая пальто, отметила невольно: дорогое, аккуратное. Предположила: не сердечный ли приступ? Но пальцы вдруг дрогнули: материя мокрая, одежда была в крови...
Воскресным вечером "скорая" доставила в больницу пенсионера Илью Андреевича Жарова (фамилии героев очерка изменены). Состояние тяжелое, из приемного покоя он был сразу направлен в операционную.
Ранним утром в палату Ильи Андреевича пришел сотрудник милиции в накинутом на форму белом халате. Ему было необходимо уточнить подробности происшедшего накануне. Операция прошла успешно, и лечащий врач, учитывая состояние больного, разрешил разговор - до десяти минут. Жаров говорил тихо, с виноватой улыбкой человека, который сам не рад, что причинил всем столько хлопот. Возвращался он из прачечной, шел обычным своим путем. Вдруг кто-то его окликнул, потом с размаху саданул кулаком в лицо. Очнулся в больнице. Больше ничего не помнит. Только в память врезалось: угловое окно, на подоконнике - китайская роза, и оттуда, из-за листвы, с любопытством смотрит высокий русоволосый парень лет двадцати...
ИНСПЕКТОР по делам несовершеннолетних Елена Николаевна Максимова дописывала протокол. Почерк у нее был четкий, строгий, о таком говорят - учительский, словно привыкла выводить мелом строки на классной доске, чтобы и с последней парты видно было. Лет десять назад распрощалась она со школой, начала работать в милиции. А характерный почерк сохранился.
Неестественно прямо, вытянувшись (а оттого, высокий, он казался еще выше ростом), сидел перед инспектором Сережа Желтов. И вроде не жарко в кабинете, а он аж вспотел, капельки пота смахивал с лица. Теперь, когда ему все вопросы были заданы, а ответы занесены в протокол, сам обратился к инспектору:
- Одна просьба, товарищ инспектор: пожалуйста, не сообщайте об этом... самом... недоразумении в университет. У нас строго. Могут не так понять, у меня будут большие неприятности.
Инспектор Максимова молчала, будто не расслышав этой просьбы или не желая ее слышать. Она заметила, Желтов ушел кошачьей тихой походкой. По профессиональной привычке присоединила и эту деталь к тому, что узнала о свидетеле Желтов.
Сергей аккуратно прикрыл за собой тяжелую дверь. В коридоре он был один. Вздохнул с облегчением. Взглянул на часы: быстрее! Выскочил на крыльцо, бросился наперерез первому же "жигуленку". Поехали! Разговаривая с инспектором милиции, Желтов только и думал о пустой водочной бутылке. Где она? Кажется, на кухне под столом. Быстрее бросить ее в мусорный бак. Или лучше вдребезги разбить. На "нет" и суда нет.
В тот день инспектор Максимова еще не знала, что за полчаса до драки трое подростков, напавших на Жарова, пили водку в квартире N 4. В квартире Сергея Желтова.
БЫЛО еще одно дело, занимавшее в тот день испектора Максимову. Только что ей передали докладную библиотекаря на имя директора школы, одной из лучших в ближайшем микрорайоне.
"В последнее время замечаю, что в наших фондах недосчитываются самые дорогие книги. С трудом верилось, что возможна кража. Мне хорошо известны все наши ученики-читатели, не могу им не доверять. Но предварительные подсчеты показали, что на полках отсутствует примерно полторы сотни книг. Потери для школьной библиотеки велики и невосполнимы. Ставлю Вас в известность о происшедшем и прошу принять меры".
Инспектор Максимова давно была знакома со школьной библиотекой и ее хозяйкой. Анна Егоровна к своим книжным сокровищам относилась со священным трепетом. Она ухитрялась книжный дефицит "выбивать", выпрашивать у шефов. С ее легкой руки сложилась традиция: каждый выпускник, расставаясь с родной школой, дарил библиотеке один томик - свою любимую книгу. Так сформировался "золотой фонд" в старинном орехового дерева шкафу. Содержимое шкафа в букинистическом магазине пошло бы нарасхват, да и на черном рынке "книжные жучки" денег бы не пожалели. Книги из "золотого фонда" разрешалось брать только в читальном зале.
СЕРГЕЙ Желтов обычно встречался с Женей Малаховым на углу Невского и Владимирского проспектов в многолюдном кафетерии. Встреча обставлялась "по законам конспирации". Кофе пили за разными столиками. Друг друга не замечали, будто и не знакомы. Если не появлялось знаков опасности, Желтов оставлял ложку в чашечке, командуя: пошли. Первым из кафетерия выходил Женька с портфелем. За ним через минуту следовал Сергей. Встречались на набережной Фонтанки, заходили в подъезд многоквартирного жилого дома. Каждый раз в новый. На лифте поднимались на последний этаж. Женька извлекал из потрепанного портфеля книжки.
- Ты бы еще азбуку притащил, - сердился Серов, перебирая "товар". Он был требователен, каждый томик придирчиво изучал и оценивал. Расплачивался скупо: от двадцатки до полтинника за штуку.
- Ты же продаешь раз в десять дороже, - однажды обиделся Женька. - И не рискуешь, как я, шкурой.
- Шиш стоят твои книги с печатью "Средняя общеобразовательная школа". Кто такие купит?! А печать вывести - надо уметь. За это и беру. Знания, брат, сила. Химия - всем наукам наука. Понял?
Больше Женька не возражал и не спорил. Сам понимал, что не найти ему другого покупателя ворованных книг. Как печать с бумаги удалить, он и не представлял, по химии у него было утешительное "три - пишем, два - в уме". Отмеченные библиотекой книги предлагать первому встречному было опасно.
Знал Женька, что юные годы его не спасут от ответственности: попадись - суда не миновать. Порой Женька клял себя последними словами за то, что связался с Серым. Последовал его совету "разбогатеть" и шагнул в пропасть. Быстро появилась привычка к вольным рублям, к полному кошельку в кармане. Не раз давал себе слово: последний раз. И нарушал его, оправдываясь тем, что ведь всегда везло, ни разу не попадался. Авось пронесет и на этот раз.
Кроме Серого, так уж случилось, не было у Женьки близкого человека среди старших. Родители? Живы и здоровы, но у каждого новая семья, в которой не нашлось места Женьке. Мальчика отдали на воспитание бездетной тетке. По-своему она любила племянника, но подхода к нему не нашла. Увидев очередную двойку в дневнике - ругалась.
РАССЛЕДОВАНИЕ книжного дела заканчивалось. Инспектор Максимова знала уже многое, могла ответить на главные вопросы. Кто? Женя Малахов. Как? Остается вечерами в школе, дожидаясь, пока она опустеет. Подобранным ключом отпирает дверь, с пустым портфелем приходит за книгами. У нянечки в гардеробе он подозрений не вызывает, слабых учеников на дополнительных занятиях держат допоздна, не он один задерживается.
Теперь Максимову больше интересовал другой "герой" книжного дела - студент университета Сергей Желтов. Внешне благополучный молодой человек, в дурном, считалось, не замешан. Максимовой и раньше приходилось слышать об этом юноше. Перед его авторитетом преклонялись, его вызывающему суперменству подражали. Но ни разу еще не удавалось инспектору доказать долю вины Серова в мальчишеских проделках. Ребята не называли вожака, верные закону компании "своих не выдавать". Или боялись его?
Инспектор Максимова собрала в документах биографию Евгения Малахова, коренного питерца пятнадцати лет от роду. Характеристики были написаны разными людьми и по разным поводам - все похожие. В каждой строке звучала тревога. Неблагополучные родители и их трудный, без всяких извиняющих кавычек, действительно трудный ребенок.
- Женя, дома тебе давали карманные деньги?
- От них дождешься!.. Родители за меня платили тетке. А она даже за завтраки сама отдавала деньги классной руководительнице. Скупая...
- Как же ты "гонорар" тратил?
- Сладкое люблю. Покупал шоколад, конфеты, пирожные...
- А как начал выпивать?
- Примет у меня Серый "товар", расплатится и тут же напомнит: "Давай на угощение". Сам сбегает за бутылкой. Вместе отмечали удачу.
- Вдвоем?
- Иногда Серый других ребят приглашал. Пили, веселились.
- И в день нападения на Жарова вы тоже "веселились"?
- Серый пригласил троих. За свой счет угощал. Пили за вечную дружбу, а потом он говорит: "Вы все у меня в долгу". Вышло, что мы ему должны за выпивку, получилась огромная сумма. А с ним не поспоришь. Мы ушли злые. Тут пенсионер попался. Слово за слово, бросились на него... Когда он упал, я увидел золотые часы. Подумал: возьму, продам и расплачусь с Серым. Если бы не был пьяным в тот вечер, ничего бы не случилось...
ПОСЛЕ суда, когда прозвучал приговор и было определено наказание Евгению Малахову и его приятелям-подросткам и гораздо более суровое - Сергею Желтову, целенаправленно спаивавшему ребят и вовлекавшему их в преступную деятельность, настало время подвести итоги "книжного дела" с иной - теперь не юридической, а педагогической - позиции.
На судебном заседании свидетели говорили с сожалением и чувством вины: "Мы просмотрели...". Действительно, не в безвоздушном пространстве, а среди людей, среди нас с вами - в школе, на улице, во дворе многолюдного дома, на глазах у десятков, сотен людей проходила жизнь Жени Малахова. И в печальном итоге мальчишеского пятнадцатилетия в общем-то не было ничего неожиданного. Женька годами шел к беде. Знакомство с Желтовым ускорило взрыв, привычка к алкоголю определила угол падения. Преступление свершилось, но оно могло быть предотвращено, говорили выступавшие на педсовете, бывшие учителя Жени.
- Дефицит человечности - вот что определяет биографии неблагополучных ребят,- считает инспектор Максимова.- Трудные подростки очень одиноки. Обычно у них порваны контакты с родителями. Свое одиночество среди нормальных людей они компенсируют как могут. Иногда появляется старший "друг", вроде Желтова.
В детстве и отрочестве есть особый мир, своя территория - двор, сквер, подъезды, чердаки и подвалы... Территория, где можно гонять в "казаки-разбойники", распевать песни под гитару, забивать под перекладину с высыхающим бельем футбольный мяч, обниматься с девчонкой из соседней квартиры.
Дворы бывают разными по характеру. Иные, к сожалению, жестоки по нраву. И тогда они калечат юные души. Женька вырос в таком дворе. Пока был мал, его частенько били старшие. У других ребят была надежда на защиту родителей. А Женька не полагался на помощь старших. Он начал искать покровительство у местного "короля", пытался заслужить доверие Серого. Подражал ему, сильному и самоуверенному, пытался копировать наглую манеру в общении с младшими, старался разгадать секреты "красивой жизни".
Ждала Малахова и проверка на право дружить с Серым. Старший назначил испытание. Женьке было велено "посмеяться" над "скрипачом"-восьмиклассником из соседнего подъезда, "поставить задаваку на место". Сидел в засаде, ждал. Толкнул музыканта в плечо. Тот драться не хотел, берег пальцы. Тогда Женька поддал пару раз кулаком в живот, а футляр со скрипкой размашисто закинул на крышу гаража: полезай, музыкант!
За схваткой следил из окна первого этажа Серый: внимательно, цепко, оценивающе. Женьке хотелось увидеть во взгляде "короля" похвалу. Но читалось нечто другое. Потом Женька часто вспоминал кривую усмешку Серого: дерущиеся мальчишки были ему забавны. Но тем не менее через полчаса покровитель одобрительно похлопал испытуемого по плечу: "А ты силен, мужик! Уважаю..." И стал отныне Женька Малахов игрушкой в чужих недобрых руках. До преступления оставалось лишь семь месяцев.
Обстоятельным, серьезным был разговор на школьном педсовете по итогам суда. В выступлениях учителя ссылались на Василия Александровича Сухомлинского, призывавшего оттачивать тонкость души, тонкость чувств. Хорошо цитировали. Только вот в жизни-то получилось иначе: Женю Малахова обделили не только светом такой души, но и простым вниманием окружающих.
Не убий