СЕГОДНЯ датчанин ЛАРС ФОН ТРИЕР - режиссер номер один европейского и мирового кино. Это стало ясно после мелодрамы "Рассекая волны", и особенно теперь - после "Танцующей во тьме": мюзикл с Бьорк и Катрин Денев принес его создателю "Золотую пальмовую ветвь" Каннского фестиваля.
ЛАРС ФОН ТРИЕР - чудак и мистификатор, любит окружать себя атмосферой таинственности. Однажды признался, что отец его наполовину еврей, а аристократическое "фон" режиссер добавил к своему имени в память о другом кинематографическом гении - Джозефе фон Штернберге. Триер страдает многочисленными фобиями: одна из них - страх путешествий. Он никогда не летает самолетами, не плавает пароходами, а однажды развернул свою машину на полдороге в Канн и вернулся в Данию.
Он появляется то в шотландской юбке, то вообще голым: так было на съемках фильма "Идиоты", где режиссер таким образом решил раскрепостить своих актеров и подвигнуть их на рискованные сцены группового секса. Сорока с небольшим лет, фон Триер, говорят, подвержен клаустрофобии, боится болезней и смерти и охотно делится этими страхами: в последний раз он уверял окружающих, что у него воспаление мошонки. Странности и чудачества заставляют одних думать, что фон Триер "не от мира сего", других - что он "что-то строит из себя". Журналисты по опыту знают, как трудно получить у него интервью или хотя бы воочию увидеть его: он так умеет ускользать, что кажется, будто его вообще не существует в природе.
При всем при том Триер - талантливый и удачливый бизнесмен. Руководимая им студия "Центропа" процветает и продает фильмы по всему миру. Только в Америке напечатано 2500 копий "Танцующей во тьме". Под эгидой "Центропы" на окраине Копенгагена, в районе бывших казарм, строится "датский Голливуд". Именно там произошла наша встреча с Ларсом фон Триером.
Он пришел прямо от зубного врача - немного всклокоченный, с красным лицом, насморком и явной температурой. Но никаких ожидаемых капризов не последовало. Он опроверг свою репутацию затворника и провокатора. Я показал ему газету "Аргументы и факты" с цифрой тиража. Вручаю подарки - часы, красную майку и красную кепку с надписью "Аргументы и факты".
- Вы все еще почитаете в России красный цвет?
- Кажется, у вас много собак?
- Собак? Теперь уже нет. Их заменили четверо моих детей. Это слишком большая ответственность - держать собак и детей. Поэтому дети победили.
- А как вы ощущаете свою профессиональную ответственность?
- Художники так устроены, что они соприкасаются с коллективным бессознательным. Благодаря этому они могут ввести других людей в эту темную зону. Человек боится заходить в лес - но кто-то берет его за руку и ведет.
- А вы сами чувствуете себя в роли ведущего или ведомого какой-то силой в своем творчестве?
Триер долго молчит.
- Пока сам не знаю. Моя техника, способ моей работы в определенной степени коллективизировались. И сейчас я бы хотел, чтобы вклад людей, которые меня окружают, был больше. Но, должен признаться, я по-прежнему верю в действенность, так сказать, диктаторской формы творчества и всегда стараюсь избежать столпотворения на съемочной площадке: когда гуляет слишком много разных мнений.
- То есть вы согласны с Фрэнсисом Копполой, когда он говорит, что кинорежиссер - это последний диктатор в современном мире?
- (Смеется). Да, можно и так сказать. Но то, что он диктатор, совсем не означает, что он не может сотрудничать с другими диктаторами.
- Франсуа Трюффо в свое время настаивал на том, что кино - это нечто очень личное, своего рода акт любви. Считалось, что режиссер обязательно должен быть в романе со своей актрисой.
- Я знаю об этом от Катрин Денев, которая дважды снималась у Трюффо. Она подтвердила, что он действительно очень последовательно влюблялся в каждую из своих актрис.
- У вас ведь все иначе? Вашу последнюю картину "Танцующая во тьме", которую вы сделали вместе с Бьорк, вряд ли назовешь актом любви. Скорее это напоминает акт борьбы...
- Садомазохистская любовь!
- А как сложились ваши отношения с Денев? Считаете ли вы это сотрудничество удачным экспериментом?
- Катрин написала мне письмо и попросила дать ей маленькую - подчеркивалось, маленькую - роль. С истинно французской скромностью она представила себя как актрису, которая снялась в каких-нибудь двух-трех фильмах. Я ответил, что был бы очень рад с ней работать. И предложил ей в "Танцующей..." роль, на которую сначала думал взять тридцатипятилетнюю негритянку. Катрин готова была сыграть даже цветную женщину, но потом мы эту роль переделали. Она была готова к любой импровизации. И меня это поражало, особенно когда я думал о том статусе, который она имеет в мировом кино. К сожалению, из-за тех постоянных проблем, которые нам создавала на площадке Бьорк, у меня оставалось слишком мало времени, чтобы общаться с Катрин Денев. И все же мы успели узнать, что у нас есть общий интерес - к выращиванию помидоров.
- В "Идиотах" в сцену групповой оргии вы вмонтировали эпизод из профессионального порнофильма. Что такое для вас порно?
- Все зависит от того, как вы смотрите на само это понятие. Для многих оно негативно окрашено. В чистом виде порно годится только для того, чтобы вызвать сексуальное возбуждение. Единственная цель таких фильмов - возбудить народ. Я называю их фильмами пропаганды. С другой стороны, эротика - это очень важная часть нашей жизни. И было бы жаль, если бы на эту тему делалось только "пропагандистское" кино. До сих пор сексуальная сфера находится в плену стереотипов, созданных мужским обществом, мужской цивилизацией.
- А музыкальные пристрастия? Правда ли, что вы предпочитаете слушать что-нибудь легкое - например, "АББА"? И даже Бьорк открыли для себя случайно.
- Когда я был моложе, то любил более сложную, серьезную музыку. Но чем больше я погружался в кинематографическую работу, тем более скатывался к низким жанрам. Дело в том, что как раз вот эти простенькие, стопроцентно попсовые мелодии чаще всего служат источником грубого вдохновения. Очень трудно вдохновиться сложной, утонченной музыкой. Я слушаю "попсу", когда я работаю. А настоящая музыка требует совсем другого состояния. Так вот и получилось, что на протяжении многих лет я слушал главным образом очень поверхностную музыку. Поэтому-то я никогда и не слышал Бьорк.
- В свое время у вас был связанный с Россией проект фильма из времен гражданской войны, в центре которого должна была быть фигура барона Унгерна. Что произошло с этим замыслом?
- Мы разрабатывали его вместе с живущим в Германии русским писателем Фридрихом Горенштейном. На самом деле мы говорили с ним не столько о фильме, сколько о кошках, на которых Горенштейн просто помешан. Очень жаль, что до фильма дело так и не дошло: проект был безумно интересным.
- А если бы все же фильм состоялся: готовы ли вы поехать на съемки в Сибирь или другую удаленную точку?
- С удовольствием. Я бы очень, очень этого хотел.
- А как вы себе представляете Россию? Я слышал о том впечатлении, которое на вас произвел Тарковский и некоторые другие российские фильмы.
- Да, Тарковский... Сцена в "Зеркале", где мы видим отражение маленького домика, для меня одна из самых сильных в мировом кино. Когда он умер, я воспринял это как нечто ужасное. Каждый раз, когда я слышу русский язык или вижу русские буквы, я думаю о Тарковском. Когда мне предложили несколько интервью с журналистами разных стран, я выбрал Россию. Так что и вы благодарите Тарковского.
- После нескольких трудных и успешных картин вы можете позволить себе сделать паузу? Или вы такой трудоголик, который никогда не расслабляется?
- Да, теперь тот момент, когда я могу себе это позволить. Потому что работать с Бьорк было о-очень тяжело. В человеческом отношении.
Все-таки она его по-настоящему достала.