"Дом в деревне Стрелковке Калужской губернии, где я родился 19 ноября (по старому стилю) 1896 г., стоял посредине деревни. Был он очень старый и одним углом крепко осел в землю. От времени стены и крыша обросли мохом и травой. Была в доме всего одна комната в два окна". Так начал маршал Жуков свои мемуары, названные им "Воспоминания и размышления".
До Калуги от Москвы рукой подать. Вот и отправился корреспондент "АиФ" Игорь ЕПИФАНОВ в краткую командировку на родину героя.
КАК ЭТО часто бывает, с местом, а то и временем рождения великого человека случаются неувязки. Вот и у Жукова "малую родину" при советской власти как бы невзначай отняли и передвинули в райцентр - большое село, прежде называвшееся Угодский завод, а с 70-х годов переименованное в Жуково.
Накануне праздников в Жуковском районе непривычная для этих мест суета. Ждут высоких гостей из Москвы и Бог весть какого зарубежья. В центре Жукова из гранита и бетона только что воздвигнуто грандиозно-одиозное сооружение - музей Г. К. Жукова. В нем два больших зала, в которых разместятся личные вещи маршала. В канун 9 мая здесь каждый день крутятся члены калужской областной администрации с одним вопросом: "Успеем?" Им твердо отвечают: "Успеем". А неподалеку стоит скромное одноэтажное здание, в котором музей располагался ранее. На наших глазах из него вынесен личный стол командарма, который, по словам работников, тянул аж на два центнера. На строительство нового мемориального комплекса ушло около 4 млрд. рублей.
Еще месяц назад в Жуково вела разбитая дорога. Сегодня свежевыпеченный асфальт еще дышит теплом. По обочинам дороги стайки школьников собирают придорожный мусор.
СТРЕЛКОВКА
А ВСЕГО в пяти километрах от Жукова лежат остатки деревни Стрелковка, подлинной родины маршала, где он прожил первые двенадцать лет. После войны селился в деревне приезжий люд. Сегодня остались здесь лишь три неполные семьи. Всего же стрелковцев 56 человек, часть из которых работает на ферме, часть - нигде не работает.
Как только поворачиваешь с дороги, "дом Жукова" сразу же бросается в глаза. Этот сруб - всего лишь реконструкция подлинного дома семьи Жуковых, который вошедший в 1941 году в село немецкий карательный отряд спалил первым. Вслед за ним дотла сгорела и вся деревня. Жители нашли временный приют в бане. Незадолго до прихода оккупантов Георгий Константинович приезжал сюда за матерью и увез.
Изба, в которой родился Жуков, и без немцев вряд ли дожила бы до наших дней - уж больно она была ветхая. Семья Жуковых бедствовала. Отец сапожничал, но в силу своей хромоты был лишен возможности ходить на заработки. Этим занималась мать. Женщина недюжинной физической силы, она, как писал сам Жуков в своих мемуарах, возила в Малоярославец бакалейные товары, таская иногда на себе пятипудовые мешки.
К ПАМЯТНИКУ Жукову напротив его дома, опираясь на клюку, подошел дед. С трудом держась на ногах, остановился. Алексей Антонович - единственный оставшийся в селе участник войны. В обеих ногах - осколки. В 41-м ушел добровольцем на фронт. В том же году ранили его и комиссовали. Сейчас живет один, но, слава Богу, есть дети, которые о нем заботятся. Пенсии не хватает. Но главный враг Алексея Антоновича - одиночество. В селе живет с 1937 года. О маршале Жукове знает лишь по рассказам односельчан.
На другом краю деревни живет Татьяна Зиновьевна. Она моложе Георгия Константиновича всего на 10 лет. Хорошо помнит его. "Отчаянный был парень. Ребята боялись его. А жили они действительно бедно. Мать его великая труженица была". На вопрос, как живется ей самой, Татьяна Зиновьевна ответила: "Трудно. Пенсия маленькая. А газ и дрова нынче дорогие стали. Помощи ждать неоткуда".
Есть в Стрелковке еще один долгожитель, однофамилец маршала. "Жуковых в нашей деревне было пять дворов", - писал Георгий Константинович. Во время немецкой оккупации, которая продолжалась здесь всего два месяца, был однофамилец старостой в родном селе. "Хороший мужик, - отозвался о нем Алексей Антонович. - Он многим тогда помог. Но посадили после ухода немцев "хорошего мужика" в лагерь, и отсидел он там свое".
В середине дня из Калуги пришел автобус с ветеранами. Они положили к основанию памятника живые цветы. Среди них была энергичная пожилая женщина, Матрена Петровна, готовившая в Берлине в 1945 г. концерт по случаю победы. Принимал программу сам Жуков. Трижды ей довелось общаться с замглавкомом, который однажды, увидев в зале бойцов, которых он знал лично, а память у него была феноменальная, покинул президиум, чтобы за руку поздороваться с ними. А Матрене Петровне посоветовал поступать в Институт культуры. На что она ответила: "Есть". И поступила.
После войны Жуков несколько раз приезжал на родину - в Стрелковку и Черную Грязь, село, где родилась его мать. Приезжал на охоту. Последний раз он весело сказал землякам: "Готовьте самовар. Приеду - ящик водки привезу". Не приехал.
ПАМЯТЬ
ЕСЛИ БЫ не новые поселенцы, деревня Стрелковка прекратила бы свое существование. Остались бы три дома, да "изба Жукова" - бесперспективная глубинка, одним словом. Сюда почтить память героя Великой Отечественной приезжают редко. Поэтому дом-музей всегда на замке. Гости останавливаются обычно в Жуково. И только дочери Георгия Константиновича каждый год в день рождения отца 19 ноября бывают здесь.
Несколько лет музей искал смехотворно малую сумму денег, чтобы заменить соломенную крышу и навести порядок в доме, в котором, собственно, кроме наспех сколоченного стола, развалившейся кровати и треснувшей по всем "меридианам" печи, ничего нет. Смотрительнице музея за чистоту в доме и вокруг него платят 56 тысяч рублей в месяц.
У местной молодежи свое отношение к историческому памятнику. Она превратила его в дом свиданий и место распития соответствующих напитков. В дом попадают через чердак, а в прошлом году на Пасху снесли дверь и устроили грандиозную пьянку. В этом году вроде бы потише.
...Возвращаясь в Москву, я все думал, как бы отнесся Георгий Константинович ко всему, что творится на его "малой родине". И по всему выходило, что вряд ли бы он чему удивился или на что обиделся. Показуху с музеями и ту, думаю, воспринял бы нормально. Ведь и ему приходилось большой солдатской кровью брать города. Нынешнюю бедность своих земляков тоже воспринял бы как должное, потому как и сам вырос в нищете, и при всей его жизни крестьяне так жили. Любил маршал жизнь во всех ее проявлениях. Любил женщин, выпить при случае мог крепко, матом, говорят, ругался по-солдатски. Словом, таким он и должен остаться в нашей памяти.