Глядя на суету, царящую у стен знаменитого санкт-петербургского следственного изолятора N 1, именуемого исторически "Кресты", чувствуешь, как много в нашем мире еще хорошего. Например, любви.
МЕТРОВОЙ толщины стены мрачной темно-красной тюрьмы, бахрома колец колючей проволоки, оторачивающей крыши и заборы, густые черные "жалюзи" на окнах камер, не позволяющие видеть даже облака, грохот проезжающего транспорта - все это не преграды для любящих друг друга матери и сына, невесты и жениха, жены и мужа. Несмотря ни на что они видятся и общаются. Когда захотят.
- Гарик! Гарик! Гарик!
- Сереженька!
Гул трехтонки гасит зов. Но вдруг в черном, зарешеченном до полной черноты окне появляется белое пятно - лицо. Видимо, это Гарик, поскольку Сереженьку еще зовут.
Из другой "форточки", которая после общения снова сращивается с окном в монолит, высовывается кисть руки. Бьется, вздрагивает в черном четырехугольнике белая рука, будто от боли или бессилия. Кому она машет? В глубине двора жилого дома, расположенного по соседству с изолятором, молча стоит модно одетая девушка. Высокие тополя с пышной листвой почти загораживают от нее весь непрезентабельный тюремный пейзаж. Но оказывается, эта рука машет ей. И именно для нее в условное время она рисует в воздухе буквы, из которых складываются слова, предложения, просьбы, указания. Надо иметь потрясающее зрение, чтобы увидеть того, кто нужен, прочесть "написанное" в воздухе.
Получить камеру с видом на Неву - везение. Это значит, что возможность связи с волей обеспечена легко. Переписка, разговоры, визуальное наблюдение. Окно на Неву - это и почта, и немой "телефон", радио и телевизор одновременно. Из девятисот камер "Крестов" половина выходит окнами на волю, но лишь немногие просматриваются с двух улиц, окружающих следственный изолятор.
На набережной появились двое. Женщина лет сорока и мальчик лет двенадцати. Женщина напряженно вглядывается в какое-то известное только ей черное окно. И вдруг... к ее ногам падает записка: целый тетрадный листок, исписанный мелким почерком. Духовое "ружье" для стрельбы записками делается из обычной газеты. Газетный лист скатывается в плотную, длинную и узкую трубку. Внутри стрелы - письмо, а наконечник для тяжести лепится из хлебного мякиша. Записки выдуваются из "ружья" с помощью мощных мужских легких. Письмецо способно таким образом преодолеть расстояние более пятидесяти метров!
Чего только не выдумывают от безделья узники! Спускают по наружной стене на ниточке записки соседям этажом ниже. Та же ниточка тянет ответ наверх. Добываются они из аккуратно распущенных на волоконца синтетических носков, которые приносят родственники вместе с другими предметами туалета в вещевой передаче, положенной раз в три месяца. Родственники ищут и покупают шапки-ушанки, телогрейки, белье - в общем, все то, что до перестройки в казенном доме выдавалось от имени государства. Положение тюрем, колоний стало сейчас настолько бедственным, что зекам не хватает даже хлеба, не говоря уже о других продуктах. Одними только "Крестами" хлеба недополучено на многие миллионы рублей. Однако случаев дистрофии в тюрьме не наблюдается. На стене "приемного отделения" висят выцветшие плакатики, гласящие, что передачи подследственному полагаются два раза в месяц. По восемь кило. Вес хлеба в передаче не учитывается.
- Если незаметно от окружающих сунуть девушке-приемщице маленький презент - коробку конфет, шоколадку, "десяточку", может и пятнадцать кило принять, - наставляют вновь пришедших старожилы. Правда, по новому положению передача может быть и 30 кило, но мало кто об этом знает.
По моим недолгим наблюдениям, передачи чаще носят возлюбленные. Как правило, это молодые, дорого и со вкусом одетые дамочки лет 25 - 30. Матерей, привезших тяжелые котомки со снедью, раз, два и обчелся. По внешнему виду присутствующих женщин можно судить в целом и о контингенте сидящих в СИЗО мужчин: молодые и не бедные.
Жестикулирующих сотоварищам или родственникам мужчин на Арсенальной набережной нет. Ясно, что сопереживание и бесконечное ожидание - доля исключительно женская. Чрезмерная активность женщин создает неудобства многим. Жильцам близлежащих домов например.
Патруль ловит дамочек, сажает в "воронок", везет в ближайшее отделение милиции и через три часа отпускает, потому что ни под какие статьи эти деяния не подпадают, хотя часто благодаря такому общению разглашаются тайны следствия, передаются сведения, способные дело "развалить", свести вину человека на нет.
Правда, еще больше, по мнению следователей, в этом помогают адвокаты. Адвокат наедине может передать письмо, радиотелефон, деньги, небольшие предметы, "не положенные" по правилам тюремного жития. Ранее адвокат был в "Крестах" лицом неприкосновенным. Теперь же сотрудники СИЗО имеют право досматривать и адвокатов, им запрещено входить в здание изолятора со свертками и портфелями. Однако по- прежнему передать сумму в валюте или записку для адвоката труда не составляет. По сведениям сотрудников питерского ГУВД, гонорар адвокатов за помощь в защите от правосудия составляет от 2 до 10 тысяч долларов за дело.
- Сейчас мой муж уже осужден и отбывает наказание здесь же, в "Крестах". Срок небольшой. Через адвоката я обычно передавала ему по 400 - 500 долларов в месяц, - откровенничает со мной симпатичная рыжеволосая женщина.
- А зачем ему столько? В карты играть?
- Что вы! Даже чтобы лишний раз помыться, надо деньги иметь. Душ положен раз в 10 дней, а там вши, чесотка...
У каждого, кто "сидит" в "Крестах", есть личный счет. На него можно положить любую сумму, хоть миллиард. По безналичному расчету можно неограниченно покупать продукты в тюремном ларьке, но ассортимент там настолько скуден, что поражает даже самих сотрудников исправительного учреждения.
Семафорящие вокруг изолятора девицы появились как явление не больше пяти лет назад. "Изобретение" это чисто питерское. В Москве, скажем у "Матросской тишины", такого не увидишь.
Всеми правдами и неправдами они подбираются к сотрудникам СИЗО, предлагая взятки и себя ради помощи близким. Причина таких поступков - любовь.
И война с влюбленными девушками ведется постоянно. Но вялотекущая и безуспешная. Даже если на "Кресты" ляжет вдруг вечная полярная ночь, то девушки с набережной не уйдут. Пока есть жизнь, будет и любовь. Будут придуманы новые способы сообщить о ней.