В очередной телевизионной беседе участвовали директор Института США и Канады АН СССР академик Г. А. АРБАТОВ, председатель правления АПН В. М. ФАЛИН и политический обозреватель Гостелерадио СССР профессор В. С. ЗОРИН.
ЗОРИН. Состоявшаяся в исландской столице встреча, крупномасштабные предложения, внесенные М. С. Горбачевым, расцениваются во всем мире как важнейшее событие, которое имеет значение не только сейчас, по будет оказывать долгосрочное влияние на ход мирового политического процесса.
ФАЛИН. Отклики на Рейкьявик можно условно разделить на три группы. Первая и основная группа - это разочарование тем, что, несмотря на объективные благоприятные предпосылки, договоренность не была достигнута.
Правда, вместе с тем есть и понимание того, что в Рейкьявике удалось преодолеть за несколько дней путь, на который прежде тратились годы.
Вторая группа откликов продиктована политическими и идеологическими симпатиями, союзническими обязательствами. Они построены по принципу: неважно, что США делают, важно, что делают это именно США. И уже поэтому заранее пальма первенства за Вашингтоном.
И наконец, отклики, которые вызваны определенными военными соображениями. Например, генерал Роджерс заявил формальный протест американскому правительству от имени бюрократии НАТО. Оказывается, США чуть ли не обрекли Европу на безъядерное существование. Безъядерное, с нашей точки зрения, значит безопасное. Натовцы же под этим подразумевают существование, полное тревог и опасности.
АРБАТОВ. Любопытна реакция в Америке. Сначала: все провалилось, и провалилось по вине Советского Союза. Потом, вспомнив, что грядут выборы: все в порядке, сделан большой шаг вперед. Все ставится под сомнение. Кто внес предложения? Американцам говорят: Рейган. А мы-то знаем, что он приехал в Рейкьявик с пустыми карманами. А как завершилась встреча? Пол Нитце заявил, что хлопнул дверью Рейган, но тут же уловил, что общественности это не нравится, и его поправил Ларри Спикс: нет, это Горбачев встал и закончил переговоры.
О более серьезных вещах.
Можно ли вынуть из пакета наших предложений, состоящего из трех крупных частей - стратегическое вооружение, оружие средней дальности и Договор по ПРО и прекращение ядерных испытаний, что-то удобное американцам? Это ведь не меню, из которого можно вынуть то, что нравится, а остальное оставить другим. Этот пакет охватывает все стороны обеспечения безопасности, равной безопасности. Ведь если мы согласились на далеко идущие меры по оружию средней дальности, мы не можем не учитывать того, что будет происходить со стратегическими вооружениями.
И еще один любопытный момент. Американцы вдруг перестали говорить о контроле. Мы в Рейкьявике наблюдали удивительную сцену, когда маршал Ахромеев убеждал Перла, что нужна инспекция на месте. А Перл утверждал, что достаточно просто декларации.
ЗОРИН. Определенный тон реакции на Рейкьявик задает сам президент Рейган. В своем выступлении по возвращении из исландской столицы он заявил, что продвижение на состоявшихся там переговорах является следствием того, что США действуют с позиции силы, и она приносит, дескать, свои плоды: русские отступают.
ФАЛИН. Это как раз реликт того старого, замшелого мышления, которое обусловило обострение международной обстановки и вынуждает ответственных политиков говорить о нарастании опасности войны.
Что значит политика с позиции силы? Это предполагает, что другое государство - партнер должно выступать с позиции слабости. Но этого нет и никогда не будет. Мы будем выступать с позиции равенства на переговорах, отстаивать принцип равенства как основу любой договоренности. Не будет равенства - не будет договоренности!
ЗОРИН. Американская программа космических вооружений стала в Рейкьявике камнем преткновения. На Западе сейчас многие задаются вопросом: почему Советский Союз, пойдя так далеко, не сделал в Рейкьявике последнего шага навстречу американской позиции?
ФАЛИН. Возникает встречный вопрос: если вы движетесь к безъядерному миру и в это время одна из сторон под разговоры об обороне от неких сумасшедших развертывает систему нового стратегического оружия, то как это можно совместить?
АРБАТОВ. Спор шел больше, чем о СОИ, спор состоял в том, быть или не быть гонке вооружений, потому что исследования по СОИ - это новый виток гонки вооружений на многих орбитах и противоракетного, и обычного, и наступательного, и всех других видов.
ФАЛИН. СОИ - это айсберг огромной стратегической программы, верхушка которого показывается общественности, а основное все спрятано глубоко. Это попытка использовать новые физические принципы в военных целях. Эти принципы, говорят защитники СОИ. будут использованы только для обороны. Так уверяет Рейган. Но придет новый президент и откажется от этих уверений. Кроме того, если окажется, что эти физические принципы более эффективны для наступления, чем все известные до сих пор, как случилось с ядерной бомбой, они перевернут все военное и вместе с тем политическое мышление.
АРБАТОВ. Даже если использовать образ о щите, то щитом так же часто пользовались воины, которые с копьем шли в атаку, как и воины, которые им защищались.
ФАЛИН. Конечно. И в этом смысле СОИ - это часть доктрины первого удара для подстраховки США после нанесения первого удара. Так это понимают многие в США, в Западной Европе и, естественно, мы.
А что такое СОИ с точки зрения международной обстановки? Допустим, США создают СОИ, а СССР создает асимметричный ответ. А другие государства? Ведь ни в финансовом, ни в техническом отношении, даже с точки зрения их площади, территории, они не в состоянии защитить себя от этих новых видов оружия. Словом, мир окажется еще более разорванным, еще более расчлененным по силе и воздействию этой силы на внутреннюю и внешнюю политику каждого государства и на международные отношения. Отрицать влияние военной технологии и военного потенциала на политику государств было бы отрицанием реальности. И СОИ в этом смысле - это принявшая технологическую оболочку заявка на мировое лидерство и на гегемонию. Й здесь США хотят вызвать нас на нечто подобное.
ЗОРИН. В такие игры Советский Союз не играл и играть не собирается. Словом, дело было не в отдельных словах и формулировках, по которым не удалось согласиться, а дело было в важнейших принципах, от которых СССР отказаться не мог.
Продвижение, достигнутое в Рейкьявике, было обеспечено за счет советских предложений. В связи с этим в нашей почте уже есть письма, в которых ставится вопрос: не слишком ли мягко мы ведем дело, не слишком ли много уступаем?
АРБАТОВ. Я считаю, что дело мы ведем твердо, при гибкости позиции. Мы четко определили грань, дальше которой мы пойти не можем, потому что это значило бы жертвовать интересами безопасности.
Вместе с тем мы сделали немало уступок. Без уступок вообще немыслимы никакие переговоры, никакая договоренность. И здесь мы заботились о том, чтобы не ставить под угрозу интересы безопасности. Количество накопленного оружия создает возможность для большей гибкости, и уступка, да нее крупная, не сразу изменит соотношение сил. Баланс довольно прочен. Кроме того, есть уступки и уступки. Одни - навстречу американцам, но были и другие - уступки здравому смыслу, переход к новой позиции в рамках нового политического мышления, когда отбрасываются отжившие стереотипы и догмы, устаревшие позиции. Мы продемонстрировали здоровый, в духе всей нашей новой политики, подход и в вопросах внешнеполитических.
ЗОРИН. В Рейкьявике после первого дня переговоров М. С. Горбачева и Р. Рейгана я видел, как вы отправились на встречу с представителями американской делегации. Беседа завершилась, как я узнал, лишь к семи утра. Хотелось бы, чтобы вы рассказали об этой встрече.
АРБАТОВ. Это была встреча, полная и драматизма, и комизма. Прежде всего мы наглядно убедились, что американская делегация приехала с пустыми руками. Мы привезли документ - проект директивы министрам иностранных дел СССР и США в подготовке соглашения в области ядерного разоружения. В нем все предусмотрено.
Товарищ Ахромеев, который возглавлял группу наших экспертов, читает документ американцам. Абсолютное молчание. Потом они начинают разговоры вокруг чего-то старого. Потом американцы берут тайм-аут, 40 минут отсутствуют. Возвращаются, и снова начинается та же возня, переброска записками. П. Нитце настолько запутался, что начинает читать записки, адресованные ему, вслух.
ФАЛИН. Американцы берут второй тайм-аут, снова час сорок минут отсутствуют. В результате появляется американский документ. Это уже директивы не министрам иностранных дел, а делегациям, которые ведут переговоры в Женеве. По прочтении этой бумаги маршал Ахромеев спрашивает: что нового в американской позиции? Ведь это повтор того, что вносила американская делегация в Женеве 18 сентября и на что советская сторона уже дала четкий, конкретный ответ. Снова пауза и потом признание - да, это повторение прежней американской позиции.
АРБАТОВ. Не припомню других таких тягостных разговоров, полных неловкости и даже растерянности. Задаем вопрос, в ответ молчание минут пять, а потом человек выдавливает из себя что-то не очень вразумительное... И не только из-за отсутствия единства в американской группе экспертов, я думаю, но и потому, что они понимали, в какую новую ситуацию поставили их советские предложения. И им нелегко было решиться отвергнуть все и доложить об этом президенту.
ФАЛИН. Словом, сказать "нет" они не могли, а сказать "да" или хотя бы "покуда" не хотели. Возникла еще одна пауза. Обе группы доложили о создавшейся ситуации своим руководителям. После этого собрались вновь, второй акт ночной драмы проходил более конструктивно, особенно в части, касающейся стратегических вооружений. Однако, когда дело дошло до СОИ, а точнее, до противоракетной обороны, когда советская сторона ясно заявила, что она не может быть соучастником похорон Договора по ПРО и не будет подыгрывать в этом США, обнаружилось, что в американской позиции есть подводные камни.
АРБАТОВ. Теперь, уже задним числом, Перл, один из наиболее влиятельных деятелей Пентагона и правая рука Уайнбергера, сверхъястреб, но притом очень мягкий в манерах, смотрит так искренне, говорит тихим голосом, а за этим - готовность и желание в любой момент пустить любые переговоры ко дну, - сейчас он пытается доказать, будто мы изменили позицию по Договору по ПРО, что вначале, до того, как решено было в 10 лет освободиться от всего ядерного оружия, не было упоминания о запрете вывода в космос элементов противоракетной обороны и разрешении лишь лабораторных исследований. Это абсолютная ложь. И Перл знает, что это ложь. В наших предложениях с самого начала содержалась эта формулировка, превращенная американцами в торпеду, с помощью которой они пустили ко дну переговоры.
ЗОРИН. Возникал, ли вопрос об обычных вооружениях?
АРБАТОВ. Это очень важный вопрос. Сейчас в дискуссии он приобрел особое значение. Наша позиция ясна. Еще из Заявления М. С. Горбачева от 15 января о полной ликвидации ядерного оружия явствует, что мы хотим покончить со всем ядерным оружием не для того, чтобы сдвинуть гонку вооружений в другие сферы. Поэтому там оговаривался вопрос о химическом оружии, об обычных вооружениях и вооруженных силах. Летом были предложения Организации Варшавского Договора о радикальных мерах в этой области - будапештская инициатива, на которую до сих пор не получено от Запада ответа. Это все на столе переговоров.
ФАЛИН. И в Рейкьявике проявились два разных подхода. Советский Союз вышел с предложением решать проблемы безопасности, при том понимании, что сегодня эта проблема прежде всего политическая, что безопасность в наш век может быть только всеобщей, а что касается США и СССР, то только взаимной. Что может предложить одна сторона другой большее, чем взаимную безопасность? Американская же сторона пришла на эти переговоры с той позицией силы, о которой говорил президент Рейган уже после Рейкьявика.
АРБАТОВ. Тут столкнулись не просто два типа мышления, а два типа мышления, отражающих реальности двух веков: XIX и конца XX - начала XXI. Американская сторона не хочет договора, хочет только переговоров.
ЗОРИН. Короткий, но отнюдь не простой вопрос: а что дальше?
ФАЛИН. Рейкьявик показал не только то, как трудно договориться, но и то, что нужно вести серьезные переговоры, можно сближать позиции. И реальное сближение позиций произошло.
АРБАТОВ. И дальше продолжится борьба, без борьбы не дастся ничего. Дискуссия в Рейкьявике подняла вопрос о безопасности и разоружении на качественно новый уровень, и возврат к дорейкьявикскому мышлению уже невозможен. Появились новые точки отсчета. Что бы ни думал Рейган, думать он может в пределах определенных рамок, которые ему дает история, политическая обстановка и реальности мира. И это то, с чем мы должны связывать свои надежды, свою веру в то, что наши усилия обеспечат прочный миг), что в этой борьбе победит разум.
Советская программа, обнародованная в Рейкьявике, отныне один из определяющих факторов мировой политики. Она существует, действует и будет оказывать влияние на все, что будет происходить в мире.
Смотрите также:
- "9-я СТУДИЯ". Мир - необходимость ядерного века →
- Михаил Горбачев: Здравствуй, оружие? →
- "СОИ - ЭТО САМОУБИЙСТВО" →