ВЫ НАВЕРНЯКА не догадаетесь, кто изображен на этом снимке, хотя многие из вас, уважаемые читатели, хорошо знают этого человека. Это - "первая ракетка" мира, западногерманский теннисист Борис Бенкер. Чтобы хоть как-то расслабиться, оставаясь при этом неузнанным, и проводить время как обычный человек, Борис вынужден надевать черные очки и париться в парике. Однако это не спасло его от встречи с корреспондентом журнала "Штерн", которому удалось так "разговорить" "звезду", что перед читателями неожиданно предстал другой - незнакомый Беккер.
- Борис, вы сказали однажды, что страстно любите жизнь. Требует ли эта жажда жизни, чтобы свой спортивный организм вы баловали не только апельсиновым соком?
- Конечно, например, я хочу не только из книг знать, каково это, когда в твоей постели оказывается некто. Хочу сам однажды притащиться под хмельком домой, а наутро мучиться от головной боли.
- Вы сейчас совершенно не заикаетесь, хотя несколько недель назад в некоторых газетах писали, что Беккер подвержен мучительным приступам заикания.
- На турнире в Австрии я дал двухминутное интервью и пару раз оговорился. Но ведь во время матча я делаю до 15 ошибок, что ж из этого? Назавтра газетенки вышли с подлыми сенсационными заголовками. Они быстро связались со специалистами по языку и профессорами психологии, которые перед миллионами людей заявили, что я, по-видимому, принимаю наркотики.
- А ваш единственный наркотик - теннис?
- Теннис, мирового класса, с его крайне напряженными требованиями к душе и телу спортсмена, И если бы психолога имели малейшее представление об аде, который приходится преодолевать во время большого турнира, они бы попридержали языки. Будь я наркоманом, я не выдержал бы и одного такого турнира, не говоря уж о матче, продолжающемся 5 часов при 40-градусной жаре. И, конечно, я не мог бы несколько лет удерживаться в самом верху мирового списка тенниса и через несколько месяцев скатился бы до последнего, 317-го места.
- Но ведь известно, что вы доходите до крайностей не только на корте, но и в жизни?
- Лишь до определенного уровня - пока это не вредит теннису. Здесь - граница моей тяги к острым переживаниям, душевным и телесным. Но до этой грани я хочу пережить все возможное. Знаете, почему я, с этой точки зрения, завидую женщинам?
- Нет.
- Я им завидую потому, что они могут иметь детей. Хотел бы я сам иметь ребенка. Когда я найду подходящую женщину, хочу стать отцом.
- Что вас чаще всего злит?
- Люди с окаменевшими предрассудками.
- Из каких тайников души исходят ваше тщеславное желание стать первым в мировом теннисе?
- Думаю, в этом есть элемент мести... Совсем мальчишкой я у себя в Леймене много тренировался и играл со Штеффи Граф. Но она была лучшей среди девушек, а я худшим среди парней. За это я подвергался насмешкам со стороны более зрелых игроков, которые чуть позже уже не могли ни разу обыграть Штеффи, Я дал себе слово смести в будущем всех со своего пути. Эта жажда мести и до сих пор горит во мне, и сей час во мне ее чувствуют Стефан Эдберг, Иван Лендл, Андрэ Агасси, которые мне не сделали ничего плохого, но чувствуют во мне врага. Мне, видно, не вылечиться от желания быть первым.
- Слава и деньги, несмотря на перегрузки - видимая плата за игру. Существует ли еще какое-нибудь вознаграждение?
- Иногда я спрашиваю себя, сидя в самолете, не глуп ли я, в самом деле. Чтобы играть в Австралии, я лечу самолетом из Ниццы почти сутки, затем мчусь прямо в день окончания финала дальше - в Японию и, едва забросив чемоданы в отель, должен снова показывать наивысший класс игры. Мое главное вознаграждение - публика, она заставляет забыть мучения, она влечет меня как магнит.
- Магнит? Что за отношения у вас с публикой?
- Мое отношение к публике в лучших играх - эротическое. Комментаторы и люди у экранов телевизоров видят лишь внешние проявления игры. Они не видят, что происходит в моем сердце, откуда я черпаю свою энергию. А для меня пять часов игры перед 20000 зрителей - как акт любви.