В НАЧАЛЕ восьмидесятых в парке на улице Усиевича, что неподалеку от станции метро "Аэропорт", часто прогуливалась пожилая женщина. Иногда компанию ей составляли соседи. И тогда она спрашивала у них: "Я слышу, как у меня на балконе шелестят листья. Почему они шелестят? Ведь там нет деревьев". Ответа на этот вопрос никто не знал. Спутники лишь пожимали плечами. А к незнакомым прохожим женщина обратиться не могла. Вдруг они узнают в седой старушке знаменитую Клавдию Шульженко? Этого Клавдия Ивановна допустить не могла.
"Хитрая" Пугачева
НЕСМОТРЯ на довольно приличную пенсию - 270 полновесных советских рублей, Клавдия Ивановна Шульженко, привыкшая жить на широкую ногу, в последние годы жизни чуть ли не бедствовала. Продукты и непременно свежую клубнику она, не желая ни перед кем унижаться, в том числе перед директором "Елисеевского" магазина, всегда покупала только на рынке. Приходилось распродавать драгоценности и антиквариат, который она собирала всю жизнь. Когда в 1984 г. она в последний раз уезжала в Центральную клиническую больницу, в квартире остались лишь две ценные вещи - диван красного дерева, купленный у Лидии Руслановой, и рояль Дмитрия Шостаковича, который композитор проиграл в карты.
Помогали Клавдии Ивановне молодые артисты. Денег от них она не принимала, но подаркам - Кикабидзе как-то привез из-за границы косметику, Кобзон мохеровый плед - была рада. Перехитрить Клавдию Ивановну и оставить ей деньги удавалось лишь Алле Пугачевой. Как правило, перед уходом, воспользовавшись тем, что хозяйка шла провожать гостей, Алла Борисовна оставляла энную сумму на кухонном столе, под салфеткой, а в следующий визит сочувственно поддакивала Шульженко, которая сетовала на плохую память: вот, мол, уже стала забывать, куда деньги прячу.
Впрочем, с памятью у нее и вправду были нелады. Первый звонок прозвенел на юбилейном концерте, состоявшемся в Колонном зале 10 апреля 1976 года. Исполняя одну из самых популярных своих песен "Три вальса", после начальных слов первого куплета "Помню первый студенческий бал" певица сбилась и начала импровизировать. Больше "Три вальса" она не исполняла никогда. А вскоре и вообще перестала выступать.
В конце жизни она полюбила слушать свои записи и каждый день ставила пластинку то с "Синим платочком", то с "Давай закурим". Раньше же, когда кто-то, желая сделать ей приятное, заводил патефон с песнями певицы, Клавдия Ивановна вздыхала: "Боже, как мне надоела эта Шульженко".
Таких, как вы, у нас много
ПОСЛЕДНИЙ раз Клавдия Ивановна появилась на публике в телевизионном "Голубом огоньке" нового 1984 года. В тот вечер она много улыбалась, шутила, вспоминала, как в 1953 году ради новогоднего капустника в ЦДРИ отказалась выступать перед Василием Сталиным. "По Конституции я имею право на отдых", - ответила Шульженко по телефону на звонок генеральского адъютанта. Неизвестно, чем бы закончилась эта история, если бы не смерть Сталина. Вообще, надо сказать, что отношения с сильными мира сего дружескими у певицы не были никогда. Вот один из показательных примеров. Однажды Шульженко больше часа просидела в кабинете всесильного министра культуры СССР Екатерины Фурцевой. Когда наконец министр соизволила принять легендарную певицу, Клавдия Ивановна, войдя в кабинет, бросила в лицо хозяйке: "Мадам, вы плохо воспитаны", - и гордо вышла, громко хлопнув дверью. Фурцева этого не забыла и во время одного из концертов, когда на сцене появилась Шульженко, демонстративно встала и вышла из зала. И в последующие годы обида продолжала сжигать душу министра. Когда, много лет спустя, Клавдия Ивановна обратилась в министерство с просьбой об улучшении жилищных условий, Фурцева ответила: "Скромнее надо быть. Таких, как вы, у нас много".
Никогда ни у кого ничего не проси. Придет время -сами все дадут
НАЧИНАЛА Клавдия Шульженко легко, весело, как бы играючи. Гимназисткой пришла в театр и с ходу заявила Синельникову, режиссеру, известному в Харькове не меньше, чем Станиславский, Вахтангов, Мейерхольд в Москве:
- Хочу стать артисткой!
- А что ты умеешь? - спросил режиссер.
- Все! Петь, танцевать, декламировать.
Закатывая глаза и ломая руки, девочка запела об обманутом возлюбленном, который повесился на подаренном любимой шелковом шнурке. И произошло чудо - маститому режиссеру понравилось. 17-летняя Клава получила роль в массовке оперетты, участвовала в дивертисментах. Аккомпанировали ей Дуня - недавний выпускник Консерватории Исаак Дунаевский, и Елизавета Резникова. Именно Резникова, когда у девушки случилась несчастная любовь, преподала Клаве урок, который та запомнила на всю жизнь:
- Две причины могут оправдать отмену репетиции или концерта. Тяжелая болезнь и смерть.
В 1928-м Резникова организовала переезд Шульженко в Ленинград. Синельников благословил Клаву: "У тебя должен быть театр твоей песни. Но никогда ни у кого ничего не проси. Придет время - сами все дадут".
Огромный и немного надменный Ленинград ошеломил Клаву. Театры, музеи, мюзик-холл. Артисты "с именами" в кинотеатрах... Она обиделась, когда человек в ослепительной манишке, кивнув на нее, бесцеремонно спросил: "Эта?"
Резникова заторопилась:
- Клавочка, познакомься, знаменитый конферансье Николай Сергеевич Орешков.
Клава, сверкнув глазами, по-солдатски подошла к роялю. Когда она спела, Орешков торжественно произнес:
- Я вас беру в программу на День печати. Кировский театр, бывший Мариинский. Улавливаете ответственность? Это вам не Харьков, где "кушают" все подряд.
Повисла нехорошая тишина. Закрыв дверь за Орешковым, Резникова накинулась на Клаву:
- Учитесь себя сдерживать, милочка. Умейте проглотить незаслуженную обиду и улыбнуться, когда хочется рыдать, и быть приветливой, когда хочется дать пощечину...
И вот 5 мая. После того как 18-летний Вахтанг Чабукиани исполнил танец из "Красного мака", Орешков объявил:
- У меня для вас сюрприз. В Харькове я отыскал необыкновенную девушку. Впервые и единственный раз, проездом - Клавдия Шульженко!
Клава пошла к сцене на негнущихся ногах. Так будет всю жизнь - перед каждым выступлением она определяла свое состояние словами Маяковского "Тряски нервное желе". А выйдя на сцену, мгновенно преображалась - становилась артистичной, раскованной, а под конец жизни - царственной. Она не видела лиц, но чувствовала волны дружеского участия. Она спела "Красный мак", "Шутку", но ей не дали уйти. Орешков жестом показал: пой еще. И подмигнул залу, мол, что я говорил. А с залом творилось что-то невообразимое.
Когда она все-таки убежала со сцены, высокий молодой человек за кулисами сказал:
- Уж и не знаю, как после вас выступать. Предупреждать надо - это был Николай Черкасов.
Концертный отдел утвердил все песни Клавиного репертуара. С ней заключили договор на... Таких денег она никогда не получала. Публика на ее концерты валила валом. Как-то после одного выступления к Клаве подсела дама с пахитоской - исполнительница цыганских песен Мария Нежальская.
- Девочка, тебя взяли на мое место. Спишь с Орешковым? Или с кем из "гэпэу"? Далеко пойдешь. Если не остановят.
"За что?" - рыдала дома Клава, а Резникова гладила ее по головке:
- Друзей в мире эстрады не бывает. Конкуренция. И чем выше будешь подниматься, тем труднее тебе будет.
- Я не смогу так. Я отравлюсь. Я-то ведь никому не завидую.
- Упаси тебя Бог думать, что критикуют только из-за зависти. Из-за нее, да, но прислушивайся к тому, что говорят враги. Они твои слабости увеличат во сто крат. Услышишь, что надо, пользы будет в сто раз больше, чем от славословий.
Шульженко боги наказали: у всех мужья, у ней - Коралли
ЛИЧНАЯ жизнь Шульженко тоже складывалась непросто. У нее было несколько гражданских мужей и одно официальное замужество. С первым гражданским мужем - поэтом Иваном Григорьевым - Клавдия Шульженко познакомилась в Харькове.
Однажды на одной из тусовок Григорьев, прочитав свои стихи и сорвав аплодисменты, с бутылкой дорогого "Цимлянского" подсел к столику, за которым сидела Клава.
- Я не пью, - отставила бокал девушка.
- Вообще или со мной?
- И вообще, и с вами. - И вдруг, неожиданно для себя самой, произнесла:
- Приходите завтра к нам. Я вас познакомлю с родителями.
- Вот еще. Подумают, жених. Я же не собираюсь на вас жениться.
- Ну и манеры у вас. А почему не собираетесь?
- Любой мужчина будет несчастен с вами. У вас будет много мужей, и все не то, что вы будете искать.
- Чушь! - вспыхнула Клава. - У меня будет один муж, на всю жизнь. Не вы. А еще сын.
Роман начался с подтруниваний Григорьева: "Актриса ты никакая, а певичка так себе, средненькая".
Они стали жить вместе, и Клава даже носила обручальное кольцо. До тех самых пор, пока, направляясь на гастроли, в поезде не познакомилась с музыкантом и куплетистом Владимиром Коралли (настоящее имя - Кемпер). Григорьев пытался уговорить "Куню", как он ее называл, не уходить от него, но тщетно. Более того, во время последнего их объяснения присутствовавший при этом Коралли выхватил браунинг и чуть не застрелил соперника.
В середине войны, выступая в одном из военных госпиталей перед получившими сильнейшие ожоги танкистами, чьи лица были скрыты бинтами, она услышала знакомый голос: "Кунечка!" Через несколько часов Григорьев умер...
Брак с Коралли поначалу складывался довольно счастливо, у них родился сын Игорь. Но потом до Шульженко дошли слухи - доброжелатели постарались, - что муж ей изменяет. Она в долгу не осталась и закрутила роман с молодым композитором Ильей Жаком, автором песни "Руки". Незадолго до смерти Клавдия Ивановна призналась, что Жак был самой большой любовью в ее жизни. Однако будущего их роман не имел: Жак был женат и не собирался разводиться, да и Владимир Коралли ни за что не позволил бы Шульженко уйти. Он устраивал ей жуткие сцены ревности - срывал во время обеда со стола скатерть вместе с посудой, резал себе в ее присутствии вены ножом. А Илье Жаку прямо заявил: "Я создал Шульженко как певицу. И не позволю, чтобы ее кто-то взял и увел. Готовенькую!" По Москве в те годы ходила эпиграмма: "Шульженко боги покарали: у всех мужья, у ней - Коралли".
И все-таки они расстались. Через 25 лет совместной жизни. Все эти годы Коралли старался никуда свою Клаву одну не отпускать, даже нетрадиционной ориентации аккомпаниатора ей подыскал. Единственное, чего он при этом не учел, - что у аккомпаниатора окажутся очень даже интересующиеся женщинами друзья.
При разделе имущества бывший супруг умудрился так разменять их общую четырехкомнатную квартиру на улице Алексея Толстого, что Шульженко оказалась в коммуналке. Клавдия Ивановна - на тот момент ей исполнилось 50 лет - была в шоке. Не привыкшая вести домашнее хозяйство, да еще и жить в коммунальной квартире, она плакала и жаловалась знакомым: "Хоть ложись и помирай".
Поженившись, Коралли и Шульженко создали "семейный эстрадный коллективчик". Куплетист блестяще импровизировал, подавал жену тонко, умно, иронизируя над собой, новоявленным мужем. Реплики из зала тут же отыгрывал, атмосфера была чудесной. Но успех лирических песен Клавы сделал ее бесспорным лидером в дуэте. В 1935 году вышла первая пластинка Шульженко. Над городами и весями Страны Советов взошло "Утомленное солнце". На Первом Всесоюзном конкурсе эстрады в 1940 году ей не хватило нескольких голосов для получения первого места, но миллионные тиражи ее пластинок восстановили справедливость.
Скромненький синий платочек...
КОГДА началась война, Шульженко попала в Ленинградский фронтовой джаз-ансамбль и выступала в военной форме. Но однажды летчики попросили ее одеться "как до войны". Платье с блестками, узкий поясок на тонкой талии, перстень на руке - от ее облика веяло мирной жизнью, надеждой, верой, что они выживут.
История о том, как лейтенант Максимов принес Шульженко слова "Синего платочка", стала хрестоматийной. Через неделю песню знал весь Волховский фронт, через два месяца - вся передовая и тыл. (Открывая свой юбилейный концерт, 70-летняя Клавдия Ивановна вышла на сцену Колонного зала, держа в поднятой руке синий платок. Зал аплодировал ей семь минут.)
9 мая 1945 года в политуправлении Ленинградского округа Шульженко получила орден Красной Звезды и звание заслуженной артистки РСФСР "за тысячу фронтовых концертов".
Никто и предположить тогда не мог, что совсем скоро пленум Союза композиторов объявит совсем другую войну - музыкальной пошлятине и псевдонародным песенкам, к которым причислят и "Синий платочек", и "Руки", и даже "Давай закурим"...
Или уходите, или... оставайтесь
ПОСЛЕДНИЙ мужчина Шульженко - кинооператор Георгий Епифанов был моложе ее на 11 лет. Он сразу понравился Клавдии Ивановне и едва они познакомились, тут же получил приглашение в гости. Часа три они разговаривали, пили чай. А потом Шульженко не выдержала и сказала: "Вы, Жорж, вот что: или уходите, или... оставайтесь". И он остался. На 8 лет. Ради Клавдии Ивановны Епифанов развелся с женой, однако на неоднократные предложения Шульженко зарегистрировать отношения официально отвечал неизменным отказом. Возможно, он предчувствовал, что у их отношений нет будущего. Закончилось все глупо и банально. Они были в гостях, и Клавдии Ивановне показалось, что ее Георгий слишком пристально разглядывает присутствующих женщин. Она немедленно увела Жоржа домой, где закатила ему форменную истерику: "Что ж ты за мужик? За другими бабами приглядываешь, а сам и 300 рублей заработать не в состоянии". Услышав это, Епифанов ушел и больше не вернулся.
В 1971-м Шульженко присвоили звание народной артистки СССР. Поэт П. Леонидов в эмигрантской газете "Новое русское слово" написал: "Героическая актриса: она ни одной песни не спела "про них", а только про любовь. Ей ничего за всю жизнь не дали. Вот только под конец - Народную. Так это больше не ей надо, а званию. Она удостоила, а не звание - ее".
Все чаще и чаще Клавдия Ивановна ложилась в клинику по поводу рассеянного склероза. А в 1976 году неожиданно произошел фантастический взлет Шульженко. После юбилейного концерта газеты захлебывались: "Она пела не хуже, чем 30, 40, 50 лет назад". Но нет: она пела лучше. Мужчины плакали, склонив седые и лысые головы, женщины смотрели с восторгом и завистью. В антракте к ней подошел Утесов: "Одна ты у нас, Клавочка, осталась"...
В 1977-м прошли последние в ее жизни гастроли... Изредка к одинокой, стареющей женщине заходил Коралли, живший по соседству. Его приходу предшествовало неизменное предупреждение Клавдии Ивановны: "Володя, только на полчаса. Больше я тебя не выдержу". Когда бывший супруг ровно через тридцать минут уходил, Шульженко задергивала розовые - это был ее любимый цвет (даже кошке она сшила розовый чепчик) - шторы в своей розовой спальне, садилась в розовое кресло и в который раз принималась перечитывать "Сагу о Форсайтах".
У ее портрета на Новодевичьем лежат желтые цветы. К гранитным пальцам пластилином прилеплен синий платочек. Его постоянно крадут, а он возвращается вновь и вновь...
Смотрите также:
- Людмила Лядова целовалась с Ростроповичем и "отшила" Богословского →
- Клавдия Шульженко. Как отказать сыну вождя →
- Она не ушла, она просто вышла... →