ИМЯ Клавдии Шульженко, одной из самых любимых народом певиц, золотыми буквами вписано в историю нашей культуры. Ее песни - "Синий платочек", "Давай закурим", "Три вальса", "Руки" - до сих пор на слуху. О личной же жизни знаменитой женщины (в марте ей исполнилось бы 95 лет) почти ничего не известно. Этим материалом мы попытались немного приоткрыть завесу таинственности, которой была при жизни окружена Клавдия Ивановна...
В НАЧАЛЕ восьмидесятых в парке на улице Усиевича, что неподалеку от станции метро "Аэропорт", часто прогуливалась пожилая женщина. Иногда компанию ей составляли соседи. И тогда она спрашивала у них: "Я слышу, как у меня на балконе шелестят листья. Почему они шелестят? Ведь там нет деревьев". Ответа на этот вопрос никто не знал. Спутники лишь пожимали плечами. А к незнакомым прохожим женщина обратиться не могла. Вдруг они узнают в седой старушке знаменитую Клавдию Шульженко? Этого Клавдия Ивановна допустить не могла.
Свежая клубника и рояль Шостаковича
ПОСЛЕДНИЕ годы легендарная певица прожила очень скромно. Государство платило ей 270 рублей пенсии, которых женщине, привыкшей к достатку (продукты и непременно свежую клубнику она, не желая унижаться перед директором "Елисеевского" магазина, покупала только на рынке), конечно же, не хватало. Приходилось распродавать драгоценности и антиквариат, который она собирала всю жизнь. Когда в 1984 г. она в последний раз уезжала в Центральную клиническую больницу на Открытом шоссе, в квартире оставались лишь две особо ценные вещи - диван красного дерева, купленный у Лидии Руслановой, и рояль Дмитрия Шостаковича, который композитор проиграл в карты. Самой же дорогой вещью хозяйка считала несессер с французскими духами. Даже в военные годы, скрываясь в бомбоубежищах, Клавдия Ивановна забирала этот несессер с собой. Не расставалась с парфюмерией и перед смертью.
Выживать Шульженко помогали молодые артисты. Нет, денег от них она, разумеется, не принимала. Но подаркам - Кикабидзе как-то привез из-за границы хорошую косметику, Кобзон - мохеровый плед - была рада. Перехитрить Клавдию Ивановну и оставить-таки ей деньги удавалось лишь Алле Пугачевой. Как правило, перед уходом, воспользовавшись тем, что хозяйка шла провожать гостей, Алла Борисовна оставляла приличную сумму на кухонном столе, под салфеткой. А в следующий приход сочувственно поддакивала Шульженко, которая сетовала на плохую память: вот, мол, уже стала забывать, куда деньги прячу.
Впрочем, с памятью у нее и вправду были нелады. Первый звонок прозвенел на юбилейном концерте Шульженко, состоявшемся в Колонном зале 10 апреля 1976 года. То ли от волнения, то ли еще почему, она вдруг забыла слова одной из самых популярных песен своего репертуара "Три вальса". Телевизионная запись концерта позволяет и сегодня увидеть, как после начальных слов первого куплета "Помню первый студенческий бал" певица сбилась и начала импровизировать. И хотя потом слова вспомнились и песня была допета до конца, больше "Три вальса" Шульженко не исполняла. А вскоре и вообще перестала выступать.
Под конец жизни она неожиданно полюбила слушать свои записи и каждый день ставила пластинку то с "Синим платочком", то с "Давай закурим". Раньше же, когда кто-то, желая сделать ей приятное, заводил патефон с песнями певицы, Клавдия Ивановна вздыхала: "Боже, как мне надоела эта Шульженко".
Гордая "хохлушка"
ТЕПЕРЬ она, если были силы, принимала приглашения молодых исполнителей на их концерты, участвовала в телевизионных "Голубых огоньках", бывала в Доме работников искусств. Последний раз она пришла сюда на встречу Нового, 1984 года, ставшего для нее последним. В тот вечер она много улыбалась, шутила, вспоминала, как в 1953 году ради новогоднего капустника в ЦДРИ отказалась выступать перед Василием Сталиным ("По Конституции я тоже имею право на отдых", - ответила Шульженко по телефону на звонок генеральского адъютанта), и только смерть самого Сталина спасла ее от неизбежных "оргвыводов".
Отношения с сильными мира сего у певицы дружескими не были никогда. Кроме разве что Леонида Брежнева, который, тоже выходец с Украины, неизменно приветствовал Шульженко словами: "О, здравствуй, хохлушка!"
Одним из недругов легендарной женщины была министр культуры Екатерина Фурцева. Их отношения испортились после того, как Клавдия Ивановна, просидев больше часа в приемной министра, все-таки вошла в кабинет, бросила в лицо хозяйке апартаментов: "Мадам, вы плохо воспитаны", - и хлопнула дверью. Фурцева этих слов не забыла и во время одного из концертов, когда на сцене появилась Шульженко, демонстративно встала и вышла из зала. Несколько лет спустя обида, нанесенная министру, вновь даст о себе знать: на просьбу Клавдии Ивановны улучшить жилищные условия Фурцева ответила: "Скромнее надо быть. Таких, как вы, у нас много".
"Куня"
ЛИЧНАЯ жизнь Шульженко тоже складывалась непросто. Официально замужем она была только один раз, хотя гражданских мужей у Клавдии Ивановны было несколько. С первым - Иваном Григорьевым - она познакомилась еще в Харькове, где семнадцатилетней девчонкой пыталась сделать карьеру драматической актрисы. Судя по всему, Шульженко любила Григорьева, жила у него и даже носила обручальное кольцо. Но однажды в поезде, направляясь на гастроли, познакомилась с симпатичным музыкантом и куплетистом Владимиром Коралли (настоящая фамилия - Кемпер). Когда Григорьев попытался уговорить Клавдию, или "Куню", как ее звали близкие, остаться с ним, Коралли, присутствовавший при их объяснении, выхватил браунинг и чуть не застрелил соперника.
В следующий раз Шульженко встретится со своей первой любовью много лет спустя, на выступлении в одном из военных госпиталей. Уже выходя из палаты, где лежали получившие сильнейшие ожоги танкисты, чьи лица скрывались под бинтами, она услышала знакомый голос: "Кунечка!" Через несколько часов Григорьев умер...
Брак с Коралли поначалу складывался довольно счастливо, у них родился сын Игорь. Росли популярность и материальный достаток. А потом Шульженко стало известно, что муж ей изменяет. В пику ему она тоже увлеклась молодым композитором Ильей Жаком, написавшим песню "Руки". Незадолго до смерти Клавдия Ивановна признается, что Жак был самой большой любовью в ее жизни. Но будущего их роман не имел. Во-первых, Жак был женат и не собирался разводиться. А во-вторых, Владимир Коралли ни за что не позволил бы Шульженко уйти. Он устраивал ей жуткие сцены ревности - срывал во время обеда со стола скатерть вместе с посудой, резал себя в присутствии жены ножом. А Илье Жаку прямо сказал: "Я создал Шульженко как певицу. И не позволю, чтобы ее кто-то взял и увел. Готовенькую!"
После истории с Жаком Коралли старался никуда свою Клаву одну не отпускать. Он и аккомпаниатора ей подыскал особого, с нетрадиционной, как сейчас говорят, сексуальной ориентацией. Единственное, чего при этом не рассчитал предусмотрительный супруг, - наличия у не внушающего никаких подозрений пианиста нормальных, очень даже интересующихся женщинами друзей.
На 25-м году совместной жизни, обвинив Шульженко в связи с одним из таких друзей, зубным врачом по профессии, Коралли подал на развод. И хотя на первый взгляд именно он был пострадавшей стороной, по Москве ходила эпиграмма: "Шульженко боги покарали: у всех мужья, у ней - Коралли".
При разделе имущества бывший супруг обменял одну комнату в их некогда общей четырехкомнатной квартире на улице Алексея Толстого (сегодня улица Спиридоновка), и в нее въехала семья с маленьким ребенком. Клавдия Ивановна - на тот момент ей исполнилось 50 лет - была в шоке. Звонила знакомым и плача говорила, что не знает, как жить: к плите не подходила больше десяти лет, а теперь к тому же оказалась в коммунальной квартире. "Хоть ложись и помирай", - сетовала она.
Последняя любовь
ЖЕЛАНИЕ радоваться жизни появилось у нее только через год, после знакомства с кинооператором Георгием Епифановым. Он, хоть и был моложе Шульженко на 11 лет, любил ее уже давно, но, не смея признаться в своих чувствах, лишь посылал поздравительные открытки, подписываясь инициалами "Г. Е.".
Георгий, или Жорж, как его называли друзья, сразу понравился Клавдии Ивановне и тут же получил приглашение в гости. Часа три они разговаривали, пили чай. А потом Шульженко не выдержала и сказала: "Вы, Жорж, вот что: или уходите, или... оставайтесь". И он остался. "Это была брачная ночь, которая длилась в общей сложности восемь лет", - скажет потом Епифанов.
На предложения Шульженко пойти в ЗАГС он неизменно будет отвечать отказом, хотя ради Клавдии Ивановны разведется с первой женой. Может, Епифанов предчувствовал, что создать новую семью им так и не удастся. Виновницей расставания стала Шульженко. Во время одного из застолий ей показалось, что Георгий слишком пристально разглядывает присутствующих женщин. Она немедленно встала из-за стола и увела спутника домой. Едва закрыв за собой дверь, Шульженко закричала: "Что ж ты за мужик? За другими бабами приглядываешь, а сам и 300 рублей заработать не в состоянии". Услышав это, Епифанов вышел из квартиры и больше не вернулся.
Клавдия Ивановна уходу любимого мужчины даже обрадовалась. Говорила, что теперь ее старость останется лишь с ней. Хотя, как и, наверное, любая женщина, старой себя не считала.
В итоге она осталась совсем одна. Иногда к ней заходил Коралли, живший по соседству. Его приходу предшествовало неизменное предупреждение Клавдии Ивановны: "Володя, только на полчаса. Больше я тебя не выдержу". Когда бывший супруг ровно через тридцать минут уходил, Шульженко задергивала розовые - это был ее любимый цвет (даже кошке она сшила розовый чепчик) - шторы в своей розовой спальне, садилась в розовое кресло и в который раз принималась перечитывать "Сагу о Форсайтах".
"Я живу в сутки всего два часа. Когда пою."
Ищите розу