СТАРУШКА лежала в гипертоническом кризе. В ее маленькую уютную комнатку приходила врач, выписывала лекарства. Потом являлась патронажная сестра, делала укол, еле взглянув на больную, и, приказав пить таблетки и соблюдать покой, спешила к другим.
Старушка попробовала подняться, но силы оставили ее. От клофелина пересохло во рту, она позвала невестку: "Наст-я, Настя-я, дай во-дички!" Измученная и усталая после тяжелой работы Настя нехотя поднесла кружку и вышла с таким выражением лица, что лишний раз с просьбой не обратишься.
Болезнь понемногу отступала. Держась за стенку руками, старушка уже могла добираться до туалета, и воду она стала набирать себе в кружку сама, и садиться на краешек кровати... И тут вдруг вспомнила бабушка, что не кушала уже несколько дней. С невесткой они питались отдельно: так решила молодая, и просить у нее съестного свекровь стеснялась. Уж очень строга была сношенька.
Одно утешение - Колюня, сыночек ненаглядный. Да только и он редко навещал мать в ее комнатушке. И внучата вниманием не баловали. Заглянут и убегут... "Наверно, ждут, когда мне придет конец, чтобы занять мое жилье", - иногда обидчиво думала старушка. Мысли о смерти часто посещали пожилую женщину, и ей становилось страшно от картин, которые рисовало воображение: долгое, медленное умирание, проблемы с туалетом, гнилые пролежни, хлопоты, которые придется доставить близким. Она думала о том, что хорошо бы умереть во сне. Говорят, сердечники сразу умирают, и это благо.
Бабуля даже представляла свою будущую могилку, заброшенную и заросшую чертополохом и лебедой. "А вещички мои, - думала она, - на помойку выкинут, и перину с подушкой, и платьице с кофточкой. И будут они в грязной луже возле мусорки валяться". После таких размышлений слезы сами собой наворачивались на глаза.
Иногда она думала о Боге. Есть Он или нет? Но больше склонялась к мысли, что есть, хотя во времена ее молодости Бога отрицали. От возвышенного, небесного мысли переносились к земному, бренному: "Ах, как же хочется есть! Хоть бы попросить у Насти хлебушка". Но она боялась услышать то, что уже не раз отвечала ей невестушка: "Пенсию получаешь? Пусть твои подружки-старушки на нее хлеб и покупают! Я тебе не нянька!" А они, как назло, не приходили. Может, сами расхворались? А так бы навестили да молочка с батончиком купили...
С кухни доносились дурманящие запахи жареных котлет, кипящего бульона, еще чего-то невыносимо аппетитного. Старушка зажмурила глаза и заплакала по-стариковски тихо и беззвучно: "Эх, уж лучше умереть, чем так жить!"
Несколько раз к ней на постель запрыгивала ее маленькая собачка Чапка, ластилась, лизала руку и сама подставляла головку, ожидая ответной ласки. "Хорошо, хоть ее кормят, небось, как помру, вышвырнут вместе с моим барахлишком. Ведь собачка-то моя, она им не нужна. Уж сколько раз грозилась невестка выбросить ее на улицу из-за собачьей шерсти на паласе". Представив, как ее маленькая безобидная Чапочка будет скитаться, голодная и беспризорная, по злым и бездушным улицам, старушка нежно прижимала ее к себе и шептала: "Не бойся, лапушка, я еще не помру... Я еще побуду с тобой, ласточка моя..."
- Чапка! - услышала болящая сердитый невесткин голос. - Где ты там? Иди жрать!
Собачка быстро соскочила с кровати и помчалась на зов. "Жрать" и "гулять" она отлично понимала. "Вообще-то Настена неплохая, только нуждой и работой замученная, - подумала старушка. - Легкое ли дело - с лотка рыбой торговать? Иной раз так наторгуется, что после работы снопом валится. Но самое главное - сынок ее любит. Хоть и сурова она бывает, а в доме чистота и порядок, муж и детишки ухоженные, сытые - чего же еще желать?"
С кухни вернулась Чапка и прыгнула на кровать. Женщина хотела пожурить собачонку, что ногу ей придавила, как вдруг почувствовала: что-то теплое и ароматное шлепнулось на ее иссохшую грудь. "Господи, котлета!" Она жадно схватила ее, боясь, что Чапка передумает, и стала смаковать это бесхитростное чудо, отщипывая по малюсенькой крошечке, от наслаждения закрывая глаза.
Собачка смотрела на нее из-под своих кудлаток хитренькими умными глазками, словно улыбаясь: дескать, ничего, хозяйка, ешь, поправляйся! Мы еще с тобой поживем и гулять на улицу пойдем. Нам друг без друга не жить.