Как комкор Гай наркому Ягоде свинью подложил

   
   

В годы массовых репрессий карательными органами были арестованы десятки тысяч командиров и политработников. А пытался ли кто-нибудь из арестантов бежать? Историкам известен единственный случай такого рода, причем этот побег, совершенный комкором Гаем, роковым образом сказался на судьбе главы НКВД Генриха Ягоды...

Человек недюжинной храбрости

СНАЧАЛА несколько слов о главном герое. Гайк Бжишкян, вошедший в историю под именем Гая Дмитриевич Гай, прослыл в Красной Армии человеком недюжинной, можно сказать, почти безумной храбрости. Неслучайно в Первую мировую войну за подвиги на Кавказском фронте генерал Юденич наградил его тремя Георгиевскими крестами и произвел в прапорщики. В Гражданскую же войну Гай командовал Симбирской пехотной дивизией, продемонстрировавшей в боях у станции Охотничья такую стойкость, что Реввоенсовет Советской республики присвоил ей почетное наименование Железная.

К моменту ареста в июле 1935 года за пьяную болтовню ("будучи выпимши, в частном разговоре с беспартийным сказал, что надо убрать Сталина") этот удалец занимал должность начальника кафедры военной истории Военно-воздушной академии имени Н. Е. Жуковского.

В отдельном купе пассажирского поезда

22 ОКТЯБРЯ 1935 года приговоренного Особым совещанием к пяти годам тюрьмы комкора повезли на пассажирском поезде из Москвы в Ярославль, усадив в отдельное купе. В конвоиры ему назначили комиссара оперативного отдела Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) Рязанова и двоих красноармейцев.

"В 22 часа 35 минут, - докладывал Сталину телеграммой нарком внутренних дел Ягода, - в трех км за станцией Берендеево (Иваново-Промышленная область) Гай из-под стражи бежал".

Расследованием обстоятельств этого побега и организацией розысков беглеца занялась срочно сформированная Лубянкой оперативная группа, которую возглавили заместитель начальника Оперативного отдела ГУГБ Волович и начальник Секретно-политического отдела ГУГБ Молчанов. Допросив конвоиров, они выяснили, что на подъезде к станции Берендеево комкор Гай попросил вывести его в туалет. Эта просьба была выполнена, причем у двери в уборную встал конвоир, а комиссар Рязанов торчал поблизости в коридоре. "Воспользовавшись тем, что конвой остался в коридоре вагона, - сообщал в докладной далее Ягода, - Гай разбил плечом стекло, вышиб оконную раму и выпрыгнул на ходу с поезда с такой стремительностью, что конвоир не успел выстрелить".

Экстренное торможение позволило остановить поезд, но через 250 - 300 метров от места побега. За прошедшие мгновения счастливо приземлившийся на насыпи комкор (несмотря на то, что поезд шел с приличной скоростью - за 40 км/ч) успел скрыться в леске.

Для организации розысков беглеца по приказу Ягоды в район Берендеево поспешили выехать высокопоставленные чекисты, среди них начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД Михаил Фриновский и заместитель наркома внутренних дел Георгий Прокофьев. Они поставили дело таким образом, что уже следующим вечером Генрих Ягода послал вождю в Сочи победный рапорт о поимке комкора Гая. Любопытно, что для этого потребовались "девятьсот командиров Высшей пограничной школы", "все сотрудники НКВД (!) с задачей организовать членов ВКП(б), комсомольцев и колхозников и образовать широкое кольцо, обеспечивающее задержание Гая".

Кроме того, чекисты и милиция перекрыли все шоссе и проселки, взяли под жесточайший контроль железнодорожные станции и водные магистрали. На перехват дерзкого смельчака были брошены все возможные силы и средства. В конце концов было образовано плотнейшее кольцо огромного радиуса, неумолимо сжимавшееся вокруг станции Берендеево, преодолеть которое простому смертному оказалось бы невозможно. И колхозник села Давыдова вскоре сообщил оказавшимся поблизости чекистам, что повстречал выходящего из леса незнакомца, который подходил под известные ему приметы разыскиваемого. Вскоре Гай был опознан, задержан и под усиленным конвоем отправлен в Москву.

Генрих Григорьевич в очередной шифротелеграмме вождю не пожалел красок, чтобы расписать в подробностях эту свою замечательную операцию. А какой была реакция Сталина?

Негодованию не было предела

ИМЕННО так отреагировал вождь на восторженную реляцию Ягоды. "Из обстоятельств побега Гая и его поимки видно, что чекистская часть НКВД не имеет настоящего руководства и переживает процесс разложения, - пишет с курорта Сталин Молотову, Кагановичу и Ягоде. - Непонятно, на каком основании отправили Гая в изолятор в особом купе, а не в арестантском вагоне? Где это слыхано, чтобы приговоренного к концлагерю отправляли в особом купе, а не в арестантском вагоне? Что это за порядки?"

Иосиф Виссарионович сомневается, что Гай выпрыгнул из окна на полном ходу, корпусом вышибив стекло. Он высказывает в этом послании приближенным свое убеждение, что конвоиры позволили арестанту... переодеться и беспрепятственно выпустили его на станции из вагона. Вождь подозревает, что Гая Дмитриевич имеет среди чекистов тайных друзей, которые и организовали ему этот побег.

Но еще больше Сталина возмущает то, чем так гордится Ягода, - что к поимке одного беглеца пришлось привлекать не одну тысячу человек, причем не только чекистов, но и простых колхозников. "Спрашивается, кому нужна Чека и для чего она вообще существует, - грозно вопрошает вождь, - если она вынуждена каждый раз и при всяком пустяковом случае прибегать к помощи комсомола, колхозников и вообще всего населения?"

Далеко идущие последствия

ПРОШЛО ровно 11 месяцев, и Сталин, снова находившийся на отдыхе, делает вывод, что "Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока". Об этом вождь отписал из Сочи в шифровке все тем же Молотову, Кагановичу и другим членам политбюро. Среди прочих грехов Генриху Григорьевичу поставлена в вину и оплошность с перевозкой в вагоне со всеми удобствами "врага народа" Гая, да еще и последовавшая затем "кутерьма" с его поимкой.

Ягоду перемещают на должность наркома связи, причем Сталин в личной записке обреченному выдвиженцу, выражает "несомненную" уверенность, что Генрих Григорьевич сумеет "этот наркомат поставить на ноги".

Ягода еще тешит себя надеждой (наверное, уже слабой!), что Сталин все-таки пощадит его, генерального комиссара госбезопасности, получившего это звание пожизненно. Но 27 января 1937 года то же звание Центральный исполнительный комитет присваивает Николаю Ежову, а спустя всего день отправляют в запас Генриха Ягоду. Судьба его решена. В апреле 37-го его арестуют, затем исключат из ЦК и из партии, а 15 марта 1938 года расстреляют как "активного участника антисоветского правотроцкистского блока".

Смотрите также: