С детства был лидером
В ДЕТСТВЕ Виталий был упрям чрезвычайно. Позже упрямство перерастёт в его легендарное упорство.
Музыку любил, но терпеть не мог заниматься на фортепьяно. Мама причитала:
- Виталий, мы же договорились!
- Сколько раз я должен был это сыграть?
- Три...
- Вот я три и сыграл. Больше не буду!
И - под рояль, сидит там набычившись.
С детства же ненавидел проигрывать. Пусть в "дурака" - других карточных игр он не знал, да и не любил это развлечение. Но если оставался дураком, это было страшно: он плакал.
Лет в 10-11 решил построить автомобиль. Построил-таки. Грузовик. С кабиной и кузовом. Из досок. В роли колёс - коробки из-под киноплёнки. И один раз этот грузовик даже поехал: с горы, на середине которой рассыпался.
А ещё он с детства был сладкоежкой.
Случилось так, что деда его арестовали 31 декабря 1937 года. И в доме ёлки не ставили... Но прошли годы и как-то смягчили бабушку: ёлку привезли, и Виталий её нежно полюбил - по нескольку раз на дню наряжал, разряжал, снова наряжал... А какая ёлка без конфет? И он по ночам не мог уснуть, пока все конфеты не съест...
Когда его не станет, за зеркалом на гримировальном столике найдут початую банку варенья...
И - тоже с детства - Виталий был лидером. В старших классах организовал квартет, благо пел отменно. Он занимался боксом и терпеть не мог национализма. Стоило, к примеру, сынку какого-то крупного милицейского чина обозвать кого-то "жидовской мордой", как следовал удар Виталия, точный и незамедлительный.
Но однажды случилось такое, что заставило Виталия, уже разрядника, уйти из бокса... Что саднило его душу всю жизнь. Про это рассказала его младшая дочь, Лиза: "Он вспоминал с болью, как однажды ударил отца. Папа, видимо, переживал, что тот пил и мучил бабушку... Он рассказывал:
- Я ударил и чувствую - никакого сопротивления, он согнулся, и всё.
Рассказывал и никак не мог успокоиться..."
Зинаида Ананьевна, когда стала стара и немощна, жила с семьёй Виталия. И вот что он записал в дневнике:
"Мать, оказалось, не имеет ничего общего со мной. Не совпадают точки зрения на жизнь, воспитание, питание, алкоголь, спектакли. И не о чем говорить. Начинается раздражение на чавканье, сморкание, писанье, хлопанье, угрюмость. Но что выясняется? Раньше, живя в разных городах, я испытывал к ней ровные, спокойные чувства, у меня были обязанности перед ней. Меня, собственно, ничего не раздражало.
Теперь я одновременно с вспышками раздражения чувствую жалость к ней и любовь. Она превращается для меня в существо, подобное дочери. Для которого я становлюсь единственной защитой, надеждой и всем тем, через что проходит жизнь".
Семья: Мария Соломина
- МАША, вы когда-нибудь огорчали Виталия? По-серьёзному?
- Было. От водки. Мы с Сашей Абдуловым летели со съёмок, и в самолёте я не заметила, как набралась... Он меня довёз до дома и как бы на прощание поцеловал. Но поцелуй был, видимо, не совсем дружеский. В этот момент Витаха вышел с собакой. Причём я никак не ожидала, была поздняя ночь. Это всё ужа-а-асно.
Он был безумно ревнивым человеком. Однажды я чуть позднее пришла с работы: засиделась в кафе с Леной Шаниной, которая снималась у меня в журнале. Открывается дверь, на пороге муж.. Такой... У меня затряслись поджилки. Я поняла, что в душе там происходит что-то невероятное. Я говорю что-то, а он меня отпихнул и захлопнул дверь. Я переночевала у Лены. И утром пришла как ни в чём не бывало. И без всяких выяснений. Никогда мы не выясняли отношений. Он это ненавидел.
Последние годы я уже так его изучила, что старалась не допускать малейшего повода к тому, чтобы у нас были конфликты.
- А он вас когда-нибудь огорчал?
- Да. Одна молодая актриса решила его "взять". И столько приложила усилий, что он поддался. Правду говорят: жена узнаёт последней. Но, сложив все факты, я вдруг поняла: у него кто-то есть. Вот тогда я начала пить. Причём серьёзно. Без этого я не могла ни начать день, ни закончить. Настя меня остановила. Я думала, что она не замечает, а она однажды разрыдалась и бросилась передо мной на колени: мамочка, я умоляю тебя, не пей...
Я ему сказала:
- Ты выбери что-нибудь одно, жить двойной жизнью - это как-то не в твоём характере.
И услышала от него самую страшную в моей жизни фразу:
- Я должен подумать.
Потом у него ещё был роман... Я не препятствовала этому, потому что у художника должна быть Муза, ему без этого трудно жить. Мужик должен быть влюблён. Тем более творческий. Я хотела, чтобы он жил полноценной жизнью. Но он сам безумно мучился.
- Что главным было в характере Виталия?
- Он совершенно не был способен на поступки, которые большинство людей не считают безнравственными.
У него на всё была своя точка зрения, и он всему давал очень точную оценку. Которая подтверждалась - пусть спустя годы.
И - независимость. Помню, в одном из интервью его спросили: кому вы принадлежите? И он ответил: я принадлежу сам себе...
Настя Соломина
- ГОВОРЯТ, он был очень строгим отцом? И вы перед ним трепетали?
- Он был потрясающий отец. И дед. Мне кажется, у него не было недостатков. Для меня отец был всё. И есть сейчас. То есть сознательно я как бы жила для него. Все мои дела хорошие были как бы посвящены ему. Он замечал каждую мелочь - например, испечённый пирог. И всегда так радовался - и это было высшим поощрением.
- Как в доме чувствовались те драмы, которые он переживал в театре?
- Никак. Во всяком случае, на детях это не отражалось. Он никогда не грузил нас своими проблемами - всё переживал внутри. И всячески старался облегчить наше существование.
Я удивляюсь, как он успевал: столько работал и всегда занимался нами: зубы лечить возил меня только папа, и Лизу тоже. Другими нашими проблемами занимался только папа. И всем помогал... Да он и не мог иначе. Я его слёзно умоляла: пожалуйста, папочка, остановись. Отдохни хоть недельку. Но он все эти разговоры превращал в шутку.
Лиза Соломина
- ОН ВООБЩЕ хотел, чтобы я ничего не боялась в жизни. Он мне говорил, что в молодости надо делать глупости. Училась я ужасно, мама приходила с родительских собраний и устраивала скандалы. Папа переживал, что она расстраивается. И когда он иногда меня из школы забирал и я, расстроенная такая, говорила: "Пап, у меня опять двойка", - он отвечал: "Только маме не говори..."
- Какой у него был характер?
- Сложный. Он полностью мог отдать себя тем, кого он любит. Я не знаю другого человека, который бы так любил людей. При том, что он многих держал на расстоянии. Но когда кому-то нужна была помощь, он мог сделать всё. У нас есть сосед, пьяница, которого даже родственники выгоняют из дома, он до сих пор мне рассказывает, что папа часто с ним разговаривал, что-то ему советовал и денег давал.
Он мог быть жёстким. Он не прощал предательства. Не любил халтурщиков - он работе отдавался на все 100%. Он всё делал в полную силу и очень не любил, когда кто-то работает вполноги.
Он был вспыльчивым. У него очень менялось настроение: мог прийти в одном и тут же от какого-то малейшего слова, звонка - перемениться.
Дома все знали его характер.
Как-то он пытался сосредоточиться - готовился к "Кречинскому", запирался в комнате, надевал наушники и пел, что-то писал. Его, естественно, нельзя было беспокоить. И мы сидели втроём - Настя тогда ещё была у нас - на кухне. Вдруг залаяла собака. Он вбежал и закричал: "Можно ли не лаять?!" Мы, конечно, ходили по стенке и старались не лаять...
Он никогда не показывал, что ему плохо. Но было очевидно, что он просто разрывается. Я его вообще не видела: уходил рано утром и возвращался поздно вечером, и ещё дома сидел занимался. Он надорвался. На пятерых хватило бы дел, которые он делал. И при этом ещё решал все наши проблемы. И никогда не показывал, что ему тяжело. Если на вопрос "Как ты себя чувствуешь?" отвечал: "Что-то не очень", - это значило, что у него предынфарктное состояние.
Когда мы сидели втроём в больнице - я, мама и Настя, - всё время думали: как мы могли это предотвратить? И понимали, что никак...
Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона