Он - блистательный рассказчик, его наблюдения - беспристрастные, трогательные, грустные и смешные - неизменно точны и оптимистичны. О своей жизни, детстве, войне, о сценической работе рассказывает замечательный артист и очень искренний, жизнелюбивый человек Евгений ВЕСНИК.
"Он покоится в сердце моем..."
В ДОЛГИНЦЕВЕ - это район Кривого Рога - есть улица Якова Весника, моего папы. На доме - доска, объясняющая, что Весник - первый директор Криворожского металлургического комбината. В 1937-м отец уехал в Москву выручать своего арестованного заместителя и тоже был арестован. Мы с мамой срочно кинулись в Москву, где у нас была четырехкомнатная квартира. Искали отца, пытались обнаружить его следы. Тщетно.
Впоследствии на все вопросы мне отвечали: "Умер в Москве", "Умер в Норильске"... Теперь я знаю, что он расстрелян в 1937 году. По сохранившимся копиям допросов становится ясным, что он остался до конца жизни таким, каким я запомнил его: честным, не способным на гадость, не предавшим никого из сослуживцев. Я не знаю, где могила отца! Он покоится в сердце моем до последнего его удара.
В ноябре 1937 года в 5 утра пришли за мамой. Обыск. Вещи и бумаги летали по комнатам, как вспугнутые птицы. Каким-то чудом мама сунула мне в трусы сберкнижку, как потом оказалось - на предъявителя, вклад всего 800 рублей. Слава богу, меня во время обыска не заставили снять трусы! Опечатали три комнаты, мне оставили одну маленькую, в 12 квадратных метров, разрешив перенести в нее кое-что из других: книги, вещи отца, кровать, кресло, посуду. Помню, как мама поцеловала меня и сказала: "Запомни, Женя, твои родители - честные люди, и, что бы ни было, никому не удастся запятнать их имена!"
Ее увели, а по радио ровно в 6 часов запели: "Утро красит нежным светом стены древнего Кремля!" Мне было 14 лет.
Через два дня, и тоже рано утром, пришли за мной. У ворот нашего двора стояла грузовая машина, в кузове сидели на корточках несколько мальчишек примерно моего возраста. Испуганные, безмолвные. Присел рядом, спросил, куда нас везут. Узнал - в лагерь для детей врагов народа.
В кузове с нами находился охранник с винтовкой, он стоял к нам спиной, держась за кабину шофера. Мы проследовали по Донской улице мимо завода "Красный пролетарий". Увидев, что боковые ворота Донского монастыря открыты, я тихонечко приподнялся и, воспользовавшись небдительностью охранника и замедлившимся на повороте движением грузовика, сполз с невеликим своим багажом на дорогу и, как мышь, юркнул в спасительные ворота...
Великое спасибо тем ребятам за то, что не испугались, не предали меня, не привлекли внимания охранника ни единым звуком и дали мне возможность избежать их, конечно, суровой судьбы! Если кто-то из тех, кто сидел в кузове, остался в живых и помнит описанный эпизод, примите коленопреклоненное спасибо! Спасибо вам, замечательные бывшие мальчишки!
Я быстро добрался на трамвае и автобусе до Курского вокзала, нашел - повезло - через несколько минут отходивший поезд на Харьков! Выбрал полноватую проводницу (у меня с детства добрые люди ассоциируются с образом отца, который к последнему, 43-му году своей жизни стал немножко полнеть - раненные в Гражданскую ноги не позволяли много двигаться), поведал ей все. Сказал, что хочу скрыться в Харькове на квартире помощника моего отца - юриста Ивони. Мне повезло - я не ошибся в доброте проводницы. Она спрятала меня на верхней полке за тюками постельного белья, дала погрызть яблочко, и мы двинулись в путь.
Месяц я прожил в темной комнате-чулане с приходившими в гости крысами и черными тараканами. За этот месяц Ивони (не помню его имени и отчества) связался с Зинаидой Гавриловной Орджоникидзе (наша семья была очень дружна с семьей Орджоникидзе). Она дошла до Михаила Ивановича Калинина, под началом которого мой отец еще до революции начинал слесарить на заводе "Айваз" в Петербурге.
Калинин знал меня совсем маленьким. Мы часто бывали у Орджоникидзе в их кремлевской квартире, где иногда бывал и Михаил Иванович. И вот я - с котомкой в руках - перед ним. Первая фраза после "Здравствуй, Женя" была тихо произнесенная: "Маму тоже взяли?" -"Да". Михаил Иванович спросил, есть ли у меня родственники в Москве. Узнав, что есть, пожелал мне успехов в учебе, дал какие-то деньги, сказал, что меня никто не тронет, пожал мне руку и приказал отвезти домой. Со мной поехал какой-то человек, привел меня в домоуправление, показал запись в домовой книге: "Несовершеннолетний Евгений Яковлевич Весник, учащийся средней школы, прописан постоянно на площади комнаты в 12 квадратных метров в доме N 42, в квартире 57 по распоряжению М. И. Калинина".
Сургучная печать на двери комнаты была сорвана, и я стал ее постоянным жителем. Остальные три комнаты были украшены сургучом с веревочками и следами грозных печатей. До сих пор я не могу спокойно смотреть на застывшие кружки из сургуча.
В свои 15 лет я понимал, что происходит что-то обратное тому, что проповедовали своей жизнью и своим трудом мои родители. Чтобы не голодать, понемногу продавал оставленные мне вещи. Немного помогали родственники, подкармливали матери товарищей, учителя. Спасибо им великое!
Ангел-хранитель