"Бондарчука избили", - с таким заголовком в день нашей встречи с Федором Бондарчуком, режиссером, актером и телеведущим канала СТС, вышли многие газеты. Я, правда, знала, что на самом деле пострадал его однофамилец Сергей, так что на интервью приехала. А вот многочисленные друзья и родственники Федора не на шутку разволновались. Поэтому все утро секретаршам и самому Федору пришлось опровергать слухи. Позвонила, конечно, и его напуганная мама, знаменитая актриса Ирина Скобцева и, услышав бодрый голос сына, с облегчением произнесла: "Дурак, дурак!"
Три бутылки портвейна
- ФЕДОР, вашей маме, наверное, и в детстве часто приходилось волноваться за сына, пить валерьянку, выслушивать отповеди директора школы?
- Да, я плохо учился в школе. Очень плохо. То есть вообще не учился. Маму все время вызывали, у меня было огромное количество репетиторов. Зато потом блистательно учился в институте.
- Значит, пить и курить начали в школе?
- Курить начал в школе. А выпивать - в Доме кино. Там была одна добрая барменша, она, по-моему, и до сих пор работает, которая нам наливала по знакомству. Но в общем я не совершал ничего такого, о чем мне было бы сейчас стыдно вспоминать. Смешно - да. Однажды мама у меня нашла в куртке пачку "Мальборо". А отец "Мальборо" курил. Откуда? Я говорю: на стройке нашел. А это был год 80-й. Тогда верхом благополучия была "Ява" явская, "Ява" дукатская. А "Мальборо" и в помине не было. Его стали продавать только на Олимпиаду - по полтора рубля. Но лучшего ответа я не придумал. "Хорошо же живут наши строители", - сказала мама. А потом со Степой Михалковым мы в очередной раз вскрыли нашу дачу и там куролесили. Все наши друзья попадали туда по двери, которую мы приложили к открытому окну - чтобы не натоптали. И в какой-то момент я вдруг понял, что нас засекли соседи, и мы быстро смылись. Успели, правда, навести порядок. И вечером прихожу домой, уже во хмелю. Мама спрашивает: где был? На занятиях. А что пил? Да ничего. И тут она достает единственное, что мы не успели спрятать, - пробки от портвейна. Идеально все было убрано: меня там не было, не было! Но пробки остались. Мама демонстрировала мне эти вещдоки и считала: портвейна - три бутылки, пива - 12 бутылок, водки - две бутылки.
- А отец как реагировал на ваши похождения, на двойки?
- Да никак.
- Но он вообще-то знал, в каком классе учатся дети? Или на вас времени не хватало?
- Конечно, знал. Но он уезжал в командировки на полгода, на год. Поэтому каждодневной домашней опеки не было. Но зато каждое его появление в семье было праздником и оставляло свет на ближайшие несколько месяцев. У нас были определенные семейные устои, которые мне очень нравятся. Я постарался перенести их в свою семью. Отец всегда сидел во главе стола, справа - мама, потом бабушка, дети. В спальню к родителям или в кабинет к отцу мы всегда стучались. Когда он работал, вели себя очень тихо. А когда отец приезжал со съемок, дом сразу же наполнялся каким-то колоссальным количеством людей. У отца группы сильно не менялись. Практически во всех картинах с ним работал великий второй режиссер Игорь Петров, оператор Вадим Юсов. Они были как бы частью семьи. Часто приходили дядя Слава Овчинников - великий русский композитор, дядя Жора Бурков, Василий Макарович Шукшин.
- Вы знали, что у родителей это не первый брак. Общались ли вы со сводными братьями и сестрами?
- Я впервые увидел свою сестру Наташу Бондарчук на съемках фильма "Красные колокола". Я тогда учился в 8-м классе. Конечно, в детстве я знал о ее существовании, но так сложилась судьба, что мы стали друг другу близки уже после смерти отца. У нас потрясающие отношения. У меня есть еще и сводный брат, но с ним мы не общаемся.
- Кто вас воспитывал?
- Бабушка Юлия Николаевна. И меня, и сестру Алену. У нас очень добрая бабушка была. Она хотела, чтобы я стал архитектором или оперным певцом. Я закончил художественную школу, хорошо рисовал. Бабушка была не то чтобы прагматичная, а человек своих понятий: "Вот Бондарчук - он один такой, он Бондарчук, поэтому и хорошо живет". Архитекторы в ее понимании были люди образованные и с солидным заработком. А мама хотела, чтобы я был дипломатом. Поэтому я поступал в МГИМО.
- Неужели не поступили?
- Я бы поступил. Но, слава Богу, отец, который до этого не проявлял видимой активности в развитии моей судьбы, внезапно круто ее изменил. Это такой "пьербезуховский" характер, когда человек до определенного момента находится в какой-то спячке, а потом вдруг говорит: "Ой, Господи, что это вы тут делаете? Это же неправильно. Нет, нет, нет, так не будет!" А мне в то время было вообще все равно, куда поступать. Мне будоражили голову весна, запахи московских улиц.
Фальшивый "Оскар"
- Ваш отец первым в стране получил "Оскара". Вы тогда осознавали значимость этого события?
- В России у него были все мыслимые и немыслимые награды. А "Оскар" - это был приз буржуазный, какой-то не наш. Никто не понимал степени его значимости в Америке. У нас писали, что отец получил его чуть ли не за пиротехнические эффекты. Хотя известно, что иностранцам дают только один приз - в номинации лучший иностранный фильм года. Эта история так обросла легендами, что понять, где правда, где вымысел, невозможно. Но я знаю точно, что отец "Оскар" не сдал. Настоящий хранится у нас в семье, а на "Мосфильме" стоит подделка.
- А на "Мосфильме" об этом знают?
- Сейчас, наверное, знают.
- Говорят, что ваш отец был на съемочной площадке настоящим деспотом. Вы это почувствовали, когда снимались в его фильме "Борис Годунов"?
- Это была мука. Мне 18 лет. Отец строг со мной. Он был и остается для меня фантастическим, незыблемым авторитетом. Это была ужасная ответственность. Когда я приходил со съемок, из меня буквально пот выжимали. Мне очень сложно давалась роль. Я еще не учился во ВГИКе, а только там, на первом курсе, педагоги раскрыли меня как артиста - как будто какой-то тумблер включили. До этого передо мной стояла железобетонная стена, пелена из страха и непробиваемой зажатости. Хотелось только, чтобы поскорее все закончилось. Отец не был деспотом. Это называется другим словом - "организованность". Невозможно делать такие картины, какие делал он, не будучи достаточно властным и жестким режиссером. Иначе все развалится.
Кирпичом по голове
- ВЫ и Степан Михалков являете собой замечательный и редкий пример мужской дружбы, прошедшей проверку совместным бизнесом. Как вы впервые почувствовали в нем родственную душу?
- Мы познакомились в 8-м классе. Он был жуткий хулиган и суперзвезда нашей школы, и я всегда мечтал с ним дружить. В том году он поступал в художественное училище имени 1905 года. Я помню прекрасно этот момент. Я съезжал с перил и спросил его, поступил он или нет. С тех пор мы вместе. Но я-то всегда изображал из себя приличного мальчика, смирно сидел на уроках. Это Степа хулиган, а я нет! Но хулиганили мы, конечно, вместе. Его мама, Анастасия Александровна Вертинская, уезжая на гастроли, под страхом смертной казни запрещала консьержкам в их доме пускать к Степе друзей. Он жил в одной из трех высоток на Садовом кольце, в той, которая торцом выходит на улицу Чехова. До 6-го этажа общие балконы были заделаны решетками. Наши девушки проходили в другую квартиру - у нас в том же доме жила Леля Васильева. А мы поднимались по решеткам - можно себе представить, как это смотрелось с улицы, - и там, где они заканчивались, переходили на черную лестницу. Однажды в этих решетках застрял Егор Кончаловский. Его пришлось раздеть, иначе бы он не пролез.
- Вы же боитесь высоты? Как же вы-то поднимались?
- Страшно боюсь! Ну а как не пойти на вечеринку?
- Кстати о вечеринках. Вы рано ушли из дома. Рано женились. Говорят, это была любовь с первого взгляда. Поделитесь, как это происходит?
- Так и происходит - с неба кирпичом бьет по голове. А женились мы поздно, но долгое время жили в гражданском браке. Расписались, когда сыну Сереже уже было три года. Чуть не проспали это событие, но мама Светы нас разбудила: "Все спите, а вам жениться пора!" Что касается моего ухода из дома, то это была нормальная болезнь роста, юношеский максимализм. Мне просто сказали: вот тебе Бог, а вот тебе порог. Ну я и начал жить самостоятельно.
- Куда пошли?
- К Кеосаяну. Я прожил у Тиграна год, если не больше, там же ходила беременная Сережей жена. У него была колоссальная по величине квартира на Мосфильмовской, родители жили в Ереване, брат - в Индии. "Мосфильм" - рядом. Я был рад, что ушел. Но потом начались проблемы. Очень многие с нашего курса - и я тоже - даже не получили диплома во ВГИКе, потому что пришел 85-й год, перестройка. Я ушел в армию, вернулся в 87-м, еще три года доучивался. И с начала 90-х началась другая жизнь. Нам уже рассказали, что есть такое слово - "шоу-бизнес", и мы все туда с головой окунулись. А когда это еще начало приносить деньги, мы вообще забыли про учебу.
А как состоялось примирение с родителями?
- В 93-м году отец вручил мне "Овацию". Тогда моя персона волновала людей только потому, что сын великого советского режиссера вдруг занялся совершенно неведомым делом. Никто не понимал, что такое видеоролик или музыкальный клип. Именитые режиссеры во всем этом видели только деньги и малые формы, недостойные кисти больших художников. А ведь если посмотреть с профессиональной точки зрения, это такая возможность творить и экспериментировать: с изображением, с монтажом - с чем угодно! И отцу это ужасно нравилось. Он даже хотел снять Алле Борисовне ролик на песню "Арлекино" - в шутку, конечно. Он мне это говорил на той же "Овации". Но отнеситесь к этому, как к шутке. Не надо писать: "Бондарчук хотел снять клип для Пугачевой". Я уже боюсь всех этих за уши притянутых заголовков.
Смотрите также:
- Амалия Гольданская. Рыжеволосая Золушка счастлива со своим принцем →
- Вера Васильева: "История про Золушку - это про меня" →
- Лидия Вележева: "Я безумно ревновала Алексея" →