УДИВИТЕЛЬНОЕ дело! Александр Васильев не артист, не политик, не музыкант, но его знают все. И при этом не путают со знаменитыми однофамильцами. Завидная участь человека, чья профессия по сей день звучит довольно экзотично - историк моды.
Впрочем, дело, наверное, не в роде занятий, а в настроении, с которым он им отдается. И в страсти, с которой говорит обо всем на свете - начиная от рецепта приготовления брокколи (витиеватое название овоща из уст Васильева с его неподражаемой интонацией звучит как песня) до перспектив развития отечественной моды.
А ЕЩЕ он с удовольствием рассуждает о белой эмиграции, остатки которой застал в Париже, о великих балеринах, чьими судьбами занимается с профессионализмом увенчанного званиями искусствоведа, о выдающихся людях, с которыми его сводила жизнь и знакомством с которыми он и гордится, и в то же время не хочет бравировать.
Даже о стоящем перед нами на столе чае Васильев умудряется рассказать какую-то историю, вызвав восторг не только официантов, но и сидящих за соседними столиками посетителей ресторана. Они, разумеется, уже узнали моего собеседника и только делают вид, что изучают меню. Невольно интервью для "Суперзвезд" превращается в творческий вечер Александра Васильева. Для полноты ощущений не хватает только записок из зала. И вопросов публики.
Хотя нет, с последним все в порядке - в середине нашей беседы к Васильеву подходит облаченная в норковую шубку и разноцветные атласные варежки дама и на полурусском-полуанглийском языке напоминает о том, как они виделись в Париже и "месье Алекзандер" выразил желание посмотреть старинные наряды, которые хранятся у дамы. Так вот, она специально прилетела в Россию, чтобы встретиться с "месье Васильефф", и "вот надо же, какая неожиданная встреча", и так далее и тому подобное. Приходится сделать получасовой перерыв...
НАЧАЛО
- НИКОГДА не думал, что историк моды может быть таким популярным.
- Я, честно говоря, тоже.
- А как вообще появилось это словосочетание? Не припомню никого, кто, кроме вас, называл бы себя "историк моды".
- А до меня в России такой профессии и не существовало. Все называли себя "историками костюма". Пока я жил в Советском Союзе - а в этом году исполняется четверть века, как я эмигрировал, - этой темой занимались две дамы. В 50-60-е годы они были главными специалистами в этой области.
Мария Николаевна Мерцалова была родовитой дворянкой, которая была знакома еще с самой Надеждой Ламановой, единственной из создательниц моды, которая не уехала из России после революции. Ламанова одевала актрис и высший свет, включая императорскую фамилию.
Другая русская специалистка - Раиса Владимировна Захаржевская, тоже знатная дама польских кровей. Она много работала в Художественном театре, а потом долгие годы преподавала историю костюма в Текстильном институте и МГУ. Ее учеником был, например, Вячеслав Зайцев.
Между собой эти дамы, разумеется, не общались. А как вы думали, они же были конкурентками! Вспомните Шанель и Скьяпарелли, которые даже думать не хотели о существовании друг друга.
С историками моды я познакомился, когда уехал во Францию. Там была такая профессия. Мода и костюм - разные вещи. Мода - это одновременно вид искусства и вид коммерции, очень взаимосвязанные между собой. Когда меня спрашивают, что важнее в моде - деньги или талант, я отвечаю, что важно все, 50 на 50.
Сегодня моду хотят сделать чуть ли не алгеброй и геометрией, то есть точной наукой. Не думаю, что это хорошо. Еще никому и никогда не удавалось предугадать тенденции в моде надолго. Потому что, если бы это было возможно, мы бы никогда не расставались со своими вещами. Потому что знали бы, когда тот или иной костюм снова войдет в моду.
- Если вы скажете, что мечтали о профессии историка моды с детства, я вам не поверю. Вы родились-то в стране, которая вовсю строила коммунизм...
- О, об этом я никогда даже не думал. Я родился в семье знаменитого театрального художника и актрисы. Обе семьи - и папина, и мамина - имели глубокие корни в дореволюционной России. Впрочем, все семьи имеют такие корни, только не все о них знают. Просто дворяне хранят воспоминания о своих предках, а другие - нет. И в результате даже не знают, где похоронен их прадедушка и что у него на могиле - крест или плита.
Так вот, с самого детства меня интересовало все, что связано с искусством. Я на помойках собирал всевозможные антикварные вещи, которые за ненадобностью выбрасывались из домов. Тогда ведь в Москве было всего три антикварных магазина.
Я всегда знал, что уеду из Советского Союза. С 10 лет был уверен, что буду жить элегантной жизнью. Поверьте, лучшей жизни, чем эмиграция, не существует. Только оказавшись в чужой стране, ты можешь абстрагироваться и оказаться в ситуации, когда тебя будут оценивать не по связям и деньгам, которые ты имеешь, а по тому, что ты из себя на самом деле представляешь.
Все, чего я добился в своей жизни, я сделал именно в эмиграции - в Европе, Австралии, Японии, Южной Америке. Я единственный русский театральный художник, который работал в 30 странах мира.
Когда мне вновь позволили приехать в Россию - а это произошло лишь в начале 90-х, - я не был востребован русскими театрами. Многие воспринимали меня лишь как историка моды или создателя интерьеров для состоятельных людей. Почему? Здесь своих художников хватает, и обращаться к ним, видимо, дешевле.
ЖЕНИТЬБА НА ФРАНЦУЖЕНКЕ