КТО-ТО позвал меня. Я оглянулась. Никого... А ведь я слышала. Голос был совсем рядом. Показалось. Нет. Опять позвал. Я разобрала свое имя. Кто-то зовет меня и не может пробиться. Кого-то я не могу услышать или просто не желаю впустить в свою жизнь...
1.
Дверь не открывалась. Я с силой давила на ключ, пытаясь провернуть его в замке.
Наконец дверь поддалась. Я шагнула в темноту, поставила на пол сумку, нащупала выключатель.
В комнате занавесок не было. Молочная трепещущая муть гуляла за окном. За живой снежной стеной невозможно было разглядеть ни домов, ни людей, ни фонарных столбов.
Я видела свое отражение в окне. Но я ли это? Лучше бы не я... Лучше вот так смотреть со стороны. Наблюдать, что же делает та, которая заглядывает в окно.
Та развернулась, но глаз с меня не сводила, пошла в глубь комнаты. Наткнувшись на стул, подвинула его и села. Села, замечу, на мой стул. Все-таки я хозяйка этого дома. Хоть приходящая... Впрочем, теперь я здесь насовсем. Я больше не вернусь в тот дом, замечу, чужой дом. Ноя прожила там несколько лет. Там была любима, там была кому-то нужна.
Я подошла к балконной двери и, повернув ручку, открыла. Снежная суета ворвалась в комнату, а я, щурясь и загораживая лицо ладонью, шагнула на забеленный балкон. Закрыв глаза, подставила лицо вьюге. Быть может, мороз отрезвит мою душу? Я замерла, обхватив плечи руками. После мгновенного ледяного ужаса мне вдруг стало до того тепло, уютно, комфортно, что я вспомнила "моржей", которые отчаянно бросаются в ледяную прорубь и испытывают от этого только им известное блаженство.
Стало как-то подозрительно тепло. Я открыла глаза. Сколько же я так стояла - целую вечность? Или я просто сошла с ума? В это поверить легче, чем в то, что я видела перед собой. Я стояла на зеленой траве, примятой и влажной, но не от растаявшего снега, а от утренней росы. Пучки травы торчали из-под ветхого забора.
В глубине двора, за стрижеными кустами самшита, на летней кухне горел свет. Как было все знакомо! До самых мелких мелочей! Я безошибочно могла сказать, что там происходило: бабушка пекла оладьи. Заметьте, моя бабушка. Она любила по утрам печь оладьи. Ароматный запах, вырываясь в форточку, витал по двору и доносился до калитки.
Я просунула руку сквозь узкие колья калитки, чтобы отодвинуть щеколду. Хотелось скорее обрадовать бабушку своим столь странным прибытием и схватить верхний горячий оладушек. Но тут дверь в доме распахнулась, и во двор выбежала... Нет, это невероятно, такого не бывает. Во двор выбежала я, только маленькая. До чего же я нелепо выглядела: с растрепанными после сна волосами, в длинной до пят ночной рубашке. Я пулей пронеслась по двору, ворвалась на летнюю кухню и, схватив верхний оладушек, заметьте - мой оладушек, так же быстро полетела обратно в дом.
На пороге остановилась. Это я увидела себя за калиткой.
- Вам кого? - звонко крикнула я - маленькая. Пожалуй, слишком громко для такого тихого утра.
- Бабушку, - смутившись, ответила я.
Я-маленькая снова метнулась на кухню и вышла оттуда уже вместе с бабушкой. Перебросив полотенце через плечо, бабушка, еще молодая, прищурив глаза и подперев руками бока, остановилась на дорожке, ведущей к калитке, пристально всматриваясь в мое лицо.
- А вы кто? - удивленно спросила она. - Лицо что-то знакомое.
Ну наконец-то, конечно, знакомое. Однако я свое имя не назвала. Я-маленькая хитро смотрела на меня, уминая очередной верхний оладушек.
- Родственница, - сдержанно ответила я.
- Я и вижу, что своя! Из Ростова? Надя Трофимова.
Я кивнула. Лучше эта версия, чем никакая.
- То-то я смотрю - лицо знакомое. Вылитая мать в молодости. Не спутаешь.
Бабушка впустила меня во двор. С трепетом и волнением я шагнула в родной двор и снова встретилась взглядом с собой маленькой. "Я" смотрела на себя, вытаращив глаза, даже жевать перестала... С чего это вдруг? И тут меня бросило в жар от ужаса. В чем я одета? Ведь стою в южном летнем дворе в зимних сапогах, толстом свитере...
- Я здесь проездом,- поспешила объяснить я. - С севера.
- Из Антарктиды?- переспросила я-маленькая.
- Из Арктики,- ответила я. Уж очень не хотелось мне соглашаться с собой.
- А это где? Рядом с Антарктидой?
- Ну нет, конечно. Антарктида находится там, где Южный полюс. А вот Арктика - где Северный полюс.
Мы шли по дорожке, вдоль которой росли пышные гортензии. Это удивительные цветы: розовые, голубые, белые. Им так же нравилось каждый год цвести в этом дворе, как и мне ежегодно приезжать сюда.
Около дома я-маленькая забежала вперед, чтобы проводить меня в комнату для гостей. А я бы и сама ее нашла. Бабушка специально оборудовала такую комнату. За лето кто только не приезжал. Всем хотелось хотя бы недельку в море покупаться. Я остановилась перед окном. Вон оно - море. Бабушкин дом находился на горе. И море отсюда просматривалось хорошо. Днем в жару оно будет сливаться с небом. А в этот ранний час оно было необыкновенно синим, будто нарисованным. На горизонте стояли корабли, ожидающие свою очередь в порт. Я открыла форточку и, отодвинув нежные лопухи виноградных листьев, взяла в руку зеленую кисть, на которой только завязались крохотные виноградинки.
- Они поспеют в конце августа, - послышался за моей спиной бойкий голосок.
- Я знаю, - невозмутимо ответила я.
В комнате пахло ремонтом, бабушка любила обновлять к лету потолки и подоконники. Иногда красила полы, но не как все - в коричневый цвет, а в синий или зеленый. Получалось необычно, по-южному.
- Как тебя звать? Что-то я забыла...- снова прозвучал звонкий голосок.
"Вот любопытная. Не зря назвали Любой". Я вскинула голову и уже хотела дерзко ответить маленькой приставучей девчонке, как вдруг почувствовала, что краска прилила к моим щекам.
"Как назвала меня бабушка? Я пропустила мимо ушей. И теперь я не помню, как меня зовут", - с испугом подумала я. - Какая тебе разница?- строго сказала я.
- Да в общем-то никакой. Просто бабушка тебя завтракать зовет.
И развернувшись, Любаша упорхнула - спрыгнула с порожка, мелькнула мимо окна и помчалась через двор на летнюю кухню.
2.
Бабушка меня ни о чем не расспрашивала. За завтраком она рассказала мне кое-что из детства той самой Нади Трофимовой из Ростова. Оказывается, она гостила здесь с мамой. И однажды, когда дед, заметьте, мой дед, разливал по бутылкам самодельное вино, пятилетняя Надя доставала половником забродившие вишни и ела. Запьянела она или нет, никто не понял, но ночью у нее заболел желудок, и пришлось вызывать скорую помощь. С тех пор Надя здесь больше не была, но фотографии свои присылала.
За завтраком я молчала. Для приличия улыбалась и кивала. И быстро скрылась в своей комнате. Мне хотелось побыть одной, обдумать, что произошло...
- Что с тобой случилось? - шепотом спросила бабушка. Она стояла на пороге моей комнаты.
Я пожала плечами.
- Это сложно объяснить, - ответила я. По сути я была права.
Возможно ли нормальному человеку объяснить, что кто-то явился к нему из будущего. Сытно позавтракал, уселся на кровати в комнате...
- Ты от кого-то скрываешься? - также шепотом спросила бабушка.
- От себя, - опять я ответила честно. - Хотя это невозможно.
Я остановила взгляд на маленькой Любаше, следившей за мной из-за бабушкиной спины. Мне хотелось, чтобы она ушла. И не напоминала мне о том счастливом времени, которое когда-то было моим. Поймав мой взгляд, бабушка шикнула на Любашу, и та сорвалась с места. И тут бабушка меня огорошила:
- Ты сбежала из тюрьмы?
Меня словно налили свинцом. На миг я онемела. Так вот что это за Надя... Вот почему я про нее ничего не слышала в детстве... Я встрепенулась. Неужели я так плохо выгляжу? А ведь я правда сбежала. Сбежала от... да, впрочем, какая разница от кого. Он для меня остался в прошлом. А я? Я тоже пока что в прошлом.
- Да, - ответила я. - Сбежала...
- Ты не сможешь вернуться домой. Это опасно.
- Я знаю. Я не хочу.
- Конечно, без документов... - бабушка задумалась. И вдруг встрепенулась:
- Что это?
Она подошла к столу и взяла в руки деньги, которые я опрометчиво вынула из кармана джинсов, когда доставала носовой платок.
- Это не валюта, - уверенно сказала она. - Что это?
- Это деньги... - Сейчас бабушка посмотрит, в каком году они напечатаны и что будет тогда?
Бабушка бросила деньги на стол.
- Ты сошла с ума. Ты - фальшивомонетчица. Ты - преступница... Так ты и в тюрьме этим занималась? Как ты могла семью опозорить?
И, развернувшись, бабушка вышла из комнаты. Я вздохнула. Спустя несколько лет бабушка возьмет в руки новые деньги, напечатанные в наши дни, и подумает, что она их уже когда-то видела. Со мной так иногда бывает. Вдруг ловишь себя на том, что это уже когда-то было. Что-то путается, смещается, смешивается и постоянно происходит в этом непонятном мире.
Хотелось побыстрее сгладить неловкость. Стыдно было, что бабушка подумала обо мне плохо.
Я вышла на крыльцо. Мимо на велосипеде проезжала Любаша.
- Если ты ищешь бабушку, то она думает. Показать, где?
- Я знаю.
- Откуда?
- Оттуда. Я даже знаю, что если ты будешь так сильно гонять по двору, то налетишь на что-нибудь и получишь вот это.
Я показала на шрам на руке выше локтя.
- Больно было?
- Еще бы. Зашивали иголкой и ниткой.
- Я бы умерла.
- Вытерпишь, как миленькая. Даже не пикнешь,- сказала я Любаше.
Но она уже мчалась дальше - беззаботно, с ветерком, с детским азартом. Как ей было хорошо! Глупо как-то завидовать самой себе, но я не могла преодолеть то чувство досады, которое разлилось внутри. Я снова здесь, но мне уже никогда не будет так хорошо, как раньше. Я напрасно сюда пришла.
3.
Бабушка думала в саду под старой низкорослой грушей сорта Дюшес. Думать она умела. Но больше любила выдумывать, порой доводя ситуацию до абсурда. Как-то в Любашкином возрасте мы пошли с ней на кладбище к деду. На обратном пути купили мороженое, присели на скамейку в парке. С бабушкиной стороны подсел мужчина. Глазел по сторонам, в том числе и на нас поглядывал. Бабушка взъерошилась, напряглась. Стала оглядываться по сторонам и громко говорить, что вот сейчас, сию минуту сюда придет наш дед, и удивлялась, почему он задерживается.
Я боялась, что мое мороженое потечет, поэтому старательно слизывала его языком и не имела возможности спросить, каким образом придет сюда наш дед, если мы пятнадцать минут назад поливали цветы на его могиле. Бабушка вскочила и быстро повела меня из парка:
- Ты видишь, что творится, нас едва не ограбили.
- Почему? - выдавила из себя я, сворачивая мокрую липкую бумажку.
- Сел рядом, да еще с той стороны, где у меня часы на руке и кошелек.
- А как он мог ограбить, с пистолетом?
- Мог бы выхватить кошелек и убежать.
Когда мы шли по нашей улице, бабушка бойко рассказывала гуляющим за калитками соседкам: - Чуть не ограбили! И кошелек, и часы! Вот жизнь пошла!
Знала бы она, какая жизнь будет дальше!
...Бабушка мельком взглянула на меня и тут же отвернулась.
- Ты должна вернуться, - уверенно сказала она. - Это для тебя единственный выход.
- Как же я вернусь в тюрьму? Я не хочу. - Холодок пробежал внутри, напомнив о вьюге, замерзших пальцах, которыми я сжимала ручку сумки, ожидая на морозе автобус.
- Ты получила то, что заслужила.
- Если бы каждый получал по заслугам...
- Если бы каждый умел отвечать за свои поступки...
Бабушка задумчиво смотрела на меня.
- Ты не думай, я не фальшивомонетчица. Фальшивомонетят то, что похоже на настоящее. А то, что видела ты, от настоящего далеко.
- Ты должна уйти, - уверенно сказала бабушка.
- Мне здесь было так хорошо, - тихо пробубнила я, - только здесь. И больше нигде и никогда так не будет.
- А ты не оглядывайся на прошлое, - сказала бабушка.
Толку-то... Ничего не вернешь. Только сердце щемит и слезы... Смотри вперед.
"Только не оглядываться, не оглядываться", - твердила я про себя. И не выдержала. Оглянулась.
Бабушка и Любашка играли в карты. Бабушка тоже повернулась.
- Я не смогла, - сказала я.
- Тебе жить - тебе решать, - ответила бабушка.
Любаша, пользуясь тем, что бабушка отвлеклась, смухлевала. В детстве многое сходит с рук. Ведь за тебя есть кому отвечать. А за меня?
...Вьюга! Как холодно!.. Сил нет пошевелиться. И мороз, и ощущение полного одиночества.
- Кхе-кхе,- послышался старческий кашель. Он показался миражем в снежной пустыне. - Кхе-кхе.
Услышав, я не шевельнулась - не смогла.
- Стоит. Мерзнет... - проворчал голос. - Хоть бы шапку надела. Совсем не думает о старости. Кхе-кхе. Потом голову лечить будет. Узнает еще...
"Бабушка, - пронеслась мысль. - Только она в этот миг могла подумать обо мне! Да где же она? Кругом только завьюженная пустота. Или не бабушка... Тогда кто?"
И вдруг догадка сразила меня: ведь это "кто-то" была я, конечно, я, вечно блуждающая в поисках себя. Ну нет мне покоя! Я села на диван, обхватив голову руками. Пристально вглядывалась в темноту, желая и одновременно боясь кого-нибудь там разглядеть. Мутная вьюга затихла, оставив после себя пушистые горки на перилах балкона и подоконнике. В душе потеплело. Я снова себя нашла.