Я ЗНАЛА ее давно, когда ее сын был еще маленьким мальчиком. Все самое лучшее она отдавала ему, своему единственному сыну, в котором души не чаяла. Она работала в прачечной и мыла у кого-то полы, по тем временам получая хорошие деньги, которые с радостью тратила на любимого сына. Все самое лучшее, самое красивое, самое вкусненькое. Она с гордостью вела его за руку, любуясь им, ведь он был лучше всех детей на улице. Возвращаясь домой с прогулки, малыш нес воздушные шары, леденец на палочке и рассказывал, что он катался на каруселях, смотрел кино и ел много мороженого. Кто еще во дворе мог похвастаться этим? Любовь матери была настолько сильной, что она за этой любовью ничего не видела. Не видела и не хотела видеть, что он грубит старшим, не хотела верить, что он сломал лапу дворовой собаке, оправдывала его, когда жаловались соседские старушки и учителя. Ей всегда казалось, что за такую любовь, которую она ему дала, он не может быть плохим.
Шло время, годы неумолимо делали свое дело, и здоровье, которое было потрачено на воспитание сына, стало ухудшаться. Она никогда не болела, а точнее не позволяла себе болеть, но однажды нестерпимая боль пронзила грудь и резко отдалась под лопаткой. Она стояла, облокотившись на стол, не в состоянии дойти до дивана. Мысли лихорадочно носились в голове, и в первый раз она испугалась, испугалась не за себя, а за сына, как же он без нее? Кое-как добравшись до дивана, она устало опустилась на него и задумалась. Она увидела отчетливо, как в кино: вот, она идет из роддома и несет маленькое существо, пахнущее молоком. Детский сад, школа, институт. Как быстро пролетело время...
Сын открывал дверь, и она по привычке собралась разогреть ему поесть, но какая-то сила как будто приковывала ее к дивану и не давала встать.
- Ты чего лежишь? Не видишь, я пришел? Есть хочу!
- Я сейчас сынок, сейчас.
Она собрала все силы и встала...
Скорая помощь неслась по заснеженному городу, пугая своей сиреной прохожих. Он сидел напротив матери, и в первый раз за всю свою жизнь увидел ее так близко. Лицо ее было измождено морщинами, но все еще красивое, на нем был отпечаток усталости, руки натружены, с синими выступающими жилами. За долгие годы он никогда не думал о ней, и только сейчас, когда она лежала такая тихая и беспомощная, он осознал весь свой эгоизм по отношению к ней. Он никогда не видел, когда она ложилась и когда вставала. Он всегда ел горячее, когда бы ни пришел. Белье и рубашки были накрахмалены и отутюжены.
Слезы текли по его щекам, и он в первый раз подумал о ней, о маме. Вспомнил, что, даже поздравляя ее с Днем рождения, Новым годом, Днем 8 марта, покупал цветы подешевле, а подарок - лишь бы что-то подарить. Но бывало и так, что забывал о ее Дне рождения и вспоминал лишь тогда, когда подходил к квартире, от которой вкусно пахло пирогами. Если бы можно было что-то изменить...
...Машина остановилась у подъезда больницы. Вывезли каталку, мать переложили на нее и увезли. Ему не разрешили идти за ней, и он, как когда-то в детстве, растерялся и заплакал. Может он, наконец-то, пожалел мать и опять пожалел себя?
Врачи отказались делать операцию, было слишком поздно. Мать долго уговаривала врачей, чтобы пропустили сына, ведь ей так много надо ему сказать. Видя ее упорство, они согласились, да и осталось то ей...
Седой профессор вышел из палаты и коротко бросил: "Три минуты, молодой человек". Сын робко переступил порог и увидел маму. На белой простыне она казалась совсем безжизненной. Страх сковал все его тело, и он робко подошел к кровати. Он опустился на колени и взял ее руку, тихо произнеся: "Мама, я пришел, прости меня" Он не мог больше произнести ни слова, слезы душили его, и он поцеловал руку матери. Ресницы матери вздрогнули, и она с трудом открыла глаза. Перед ней на коленях стоял ее мальчик, любимый сын, которому она посвятила всю свою жизнь. Сын смотрел на нее с такой любовью, как никогда, и она улыбнулась ему и прошептала: "Я рада, что ты все-таки умеешь любить", и с улыбкой, полной счастья, ушла...