"А как это вообще, когда их двое?.."

   
   

- этот вопрос задал мне молодой папаша, поглядывая на свою необъятных размеров беременную жену.

Мы были приглашены на детский праздник, в котором участвовало полным-полно народу детородного возраста. Мимо меня неторопливо проплывали полнотелые мамаши, маленькие дети карабкались и лазали по стульям, таскали с тарелок на столе еду и остервенело дергали за юбки и брюки чужих родителей, требуя горшок. Улучив минутку отдыха, чтобы выпить и попытаться завести "взрослый разговор", я оказалась в одном углу с этим папой, который, как и я, тоже "сорвался с крючка" на несколько мгновений. И мы и наши дети оказались сверстниками, поэтому нам было о чем поговорить. Мы обменялись историями о клизмах, поспорили по поводу кормления грудью и увидели, как наши малыши одновременно встали на ножки, сталкивая друг друга с трехколесных велосипедов.

Тем не менее, я оказалась одной из немногих гостей, кто успел подняться на следующую "ступеньку" - у меня уже было двое детей. Поэтому молодой отец, и задал мне этот очевидный и опасный вопрос...

Я ПОДУМАЛА и вспомнила раннее утро, сложное время двойного купания, кормление в разное время, насморки. Осторожно повела плечом, ноющим от одновременного поднимания двоих детей, глянула в беспечное, невинное лицо будущего отца двоих детей и сказала: "Думаю, лучше я не буду рассказывать вам об этом". Мы оставили этот разговор, а через пару месяцев он сам все понял...

Второй - это катастрофа?

Родителям двух и более детей в возрасте до пяти лет свойственна одна общая черта - их раздражают жалобы и тревоги родителей, у которых один ребенок. Это в точности соответствует чувству легкого презрения, которое молодая невыспавшаяся мать испытывает к своей беременной, все анализирующей и безнадежно идеалистической подруге. Теперь, когда у меня у самой двое, я порой подмечаю отблеск этой презрительности в глазах подруг, у которых трое или четверо детей. Нет сомнения в том, что Виктория Тиллик, у которой их двенадцать, искренне считает, что все мы нытики и слабаки, не нюхавшие по-настоящему Жизни.

Второй ребенок снова все перевернет как раз тогда, когда жизнь начала входить в нормальную колею с первым ребенком. И как раз тогда, когда вы уже решили, что можно продолжить спокойное плавание по жизни...

Совмещаем несовместимое

Предположим, что вы выдержали весьма популярную паузу в два-три года между рождением детей. И тогда случается вот что: у вас есть ребенок, который умеет ходить, он начинает гулять с вами, задавать умилительные вопросы об утках, привыкать к горшку, приглашать вас на воображаемое чаепитие - и вдруг вы вновь одним махом погружаетесь в теплый, бестолковый мир пеленок, беспомощности и непредсказуемых требований. Вы только успели приучить своего старшего к сделкам типа: "Через пять минут, когда я это сделаю, мы сходим в парк и запустим поплавать твой кораблик", теперь у вас вновь на руках маленькое несгибаемое чудо, которое хочет - сейчас! немедленно! - получить порцию молока до того, как вы успели расстегнуть свои пуговицы, не говоря уже о том, чтобы закончить лепить из пластилина фигурку для старшего ребенка. Именно в тот момент, когда родители настроились на недельный ритм, давая друг другу отдохнуть, выводя по очереди одного ребенка на приятную прогулку, вдруг возникает настоятельная необходимость совместной работы (если они не хотят, чтобы кто-то из них свалился от изнеможения, а ребенок пропустил приятную прогулку). Если вы работающая мама, тогда разделение на три части (ребенок, работа и вы с мужем) превращается в разделение на четыре части (ребенок, второй ребенок, работа, и, да поможет Господь вам и мужу). Может измениться и ваш стиль материнства. Если вы никогда не давали затрещину, то дождитесь первой намеренной, противной, опасной атаки на беззащитного новорожденного, и вы увидите, как рука невольно сама замахнется, чтобы шлепнуть хулигана. Если вы никогда раньше не прибегали к подкупу, дождитесь того момента, когда в первый раз покормить грудью можно будет только при условии выдачи пригоршни леденцов старшему братцу.

Вполне возможно, дело кончится тем, что вы будете одновременно петь "Зайчик, зайчик, где ты был?", пускать мыльные пузыри и потихоньку впихивать в младенца сладкую кашу. Потому что знаете, что, если вы перестанете заниматься ползунком, он мгновенно разнервничается и примется делать ужасные вещи с остатками липкой каши, пока вы умоляете младенца открыть рот.

Если разница в возрасте между детьми очень небольшая, старший, возможно, и не будет ревновать - годовалый ребенок открывает для себя столько нового, что младенец - это просто всего лишь еще одно чудо. С другой стороны, вам придется долгое время терпеть два набора пеленок во время прогулок и до предела физически уставать (врачи ворчат на женщин, которые не делают перерыва в полтора года между беременностями). Если разница в возрасте чуть больше, - скажем, два с половиной года, - вам будет полегче физически и, может быть, повезет в том, что первый ребенок будет более самостоятельным, но два с половиной года - это, как правило, пик закатывания скандалов, а отнюдь не умиротворенное отражение благодушия новорожденного. А если вы еще чуть-чуть подождете и перейдете трехлетний рубеж, то получите физически самостоятельного, умного и даже немного полезного ребенка. Но три года - слишком долгий срок, чтобы оставаться единственным центром и великой радостью для родителей. И возможно, старшему будет, мягко говоря, трудно принять скукоженного, занудного, маленького соперника.

Другими словами, нет идеального по времени перерыва между рождением детей, и хватит беспокоиться об этом.

Из личного опыта

У меня самой был перерыв в год и восемь месяцев. Может статься, что это самый лучший срок, или, может быть, самый худший. Через год они уже понемногу начинают играть друг с другом и, если повезет, с каждым днем будут проводить вместе все больше и больше времени. В течение целого года у нас были пеленки двух размеров, сложенные горкой в спальне, а по утрам, вечерам и во время послеобеденного сна мы лицезрели бесконечный парад мокрых попок. И по меньшей мере на протяжении десяти месяцев нам приходилось относить обоих детей в спальню, если старший вдруг впадал в младенчество.

Кстати, его возврат к младенчеству не имел ничего общего с моим: для материнской психики необходимость вновь ехать в роддом, продолжая называть старшего ребенка "младенцем", вернуться через несколько дней с еще одним маленьким, носящим такой же титул, - огромный подсознательный шок. После родов я рыдала по ночам от кошмаров, в которых моего настоящего первого ребенка похищали и подменяли этим довольно скучным, новым образцом. А когда я просыпалась, то видела первого ребенка, он был рядом, со своими огромными ступнями седьмого размера в кожаных ботинках, закрывающих крошечные пальчики, которые я когда-то пересчитывала. Я всякий раз рыдала, когда взглядывала на его ноги, и даже соломенная туфля ночью на лестнице могла вызвать у меня нервное расстройство. Сейчас мне стыдно даже думать обо всем этом, но, слегка морщась, я рассказываю в доказательство того, что второй ребенок меняет все. Матери легко воспринимают своих детей моложе, чем они есть на самом деле, а новый ребенок приносит в дом шоковое осознание того, что дети растут и в один прекрасный день уйдут из дома, ступая своими здоровенными, неуклюжими ногами.

И все-таки распускать нюни по поводу ботинок - это несомненная прихоть. Все это проходит, когда дают о себе ЗНАТЬ сложности жизни с детьми (по сравнению с жизнью с одним малышом). Разговор об этих непростых вещах мы начнем в следующем номере.

Смотрите также: