Винсент лежал на кровати, подставив улыбающееся лицо солнечным лучам, льющимся на него через распахнутое настежь окно. В комнате становилось холодно. Девушка, разгуливавшая по квартире в одних тапочках, поспешила одеться, не выпуская из накрашенных алых губ дымящуюся сигарету. Уже в дверях, пряча в нагрудный карман оставленные для нее на столике деньги, Марта словно одумалась и, весело стуча по деревянному полу каблучками, подбежала к Винсенту. Она обвила руками его голое тело, распростертое на скомканном постельном белье, и, прикусив своими острыми зубками холодную мочку его уха, шепотом спросила: "Душенька, когда мне прийти в следующий раз?" Винсент, не отрывая глаз от залитого светом окна, ответил: "Когда будет такое же солнце, как сегодня".
Он носил лицо пожилого, вечно усталого человека и глаза, посеребренные в уголках слезой. В день, когда Винсент познакомился с Мартой, ему было всего-навсего тридцать четыре года и шесть месяцев, в то время как девушке он запомнился немолодым печальным человеком с выбеленными сединой висками. Они были очень странной парой. Рыжие упругие кудри Марты напоминали Винсенту о солнце, и только когда он гладил их шелковые волны, его лицо озарялось слабым подобием улыбки. Все решилось само собой, когда девушка привела его к дверям местного борделя и, целуя на прощание, торжественно объявила: "Иногда я могу и не брать с тебя денег, потому что ты мне нравишься". Их случайное знакомство, простота встреч и расставаний нравились Винсенту настолько, что он стал приглашать Марту к себе в студию, "Желтый дом", как Ван Гог называл ее. Пока его маленькая любовница ходила из угла в угол, прикуривала очередную сигарету и пускала табачный дым в свои медные волосы, на холсте рождались образы, даже отдаленно не напоминающие Марту с ее узкими плечами и тонкими икрами. Рисунки текли из пальцев Винсента, как вода, - без напряжения и каких-либо раздумий, и когда девушка, укладывая свою аккуратненькую головку на плечо художника, удивленно спрашивала: "Неужели это я?", Винсент, не задумываясь, отвечал: "Нет, девочка, это я". Она изучала его огромные иссеченные глубокими бороздками ладони, высокий лоб, толстые брови и говорила: "У тебя лицо, тело и душа старика. И только уши младенца. Мягкие и маленькие, такие были у моего младшего брата". Присутствие Марты не было для Ван Гога необходимостью, особенно ему не нравилось то, как девушка смеется, бесцеремонно запрокинув голову назад, или по-детски хмурит брови, когда находит на столике недостаточно монет. Несмотря на это, только в присутствии Марты он ощущал, что живет. К тому же в лучах солнечного света ее волосы горели каким-то дьявольским малиновым огнем.
Чужая тень