Наш специальный корреспондент Арам Тер-Газарян продолжает свои репортажи из Чечни. (Начало см. в "Молодом" N35-36, 37-38)
С "ОРУЖИЕМ ВОЗМЕЗДИЯ"
Примерно раз в месяц бойцов разведроты, расположившейся в горах, в двадцати километрах от российско-грузинской границы, отправляют на задание. Солдаты собирают боекомплект и все необходимое.
Плотно обедают, где-то за полтора часа до выхода из базы. Эти полтора часа посвящены отдыху, зарядке и т. п. Короче говоря, каждый занят своим делом и до товарища не докапывается.
В назначенное время командир роты, построив солдат на небольшом плацу, "благословляет" их в путь (ему ли не знать, что такое пойти в разведку). И спустя несколько минут все рассаживаются на БМД и уезжают в горы.
ГОРЫ в Чечне не очень большие. Высоченных пиков с вечными снегами и голых скал там не так уж и много. Есть огромные сопки, заросшие густым, почти непроходимым лесом, и глубокие ущелья. Поразительно, как только водители бронетехники умудряются выруливать на узких горных тропинках, которые почему-то прокладываются на краях отвесных склонов. Говорят, некоторые участки этих дорог "броня" проезжает буквально на одной гусенице. То есть, в то время когда одна половина танка висит над пропастью, водитель управляет второй. Солдаты в это время сидят в полной готовности, чтобы при падении успеть спрыгнуть на землю.
Сколько продлится поход, никто не знает, зато задания почти всегда даются одинаковые - найти и уничтожить базу боевиков. Это надо сделать в настолько густом лесу, что увидеть человека, если он будет стоять в десяти метрах, почти невозможно. По этой причине разведчики никогда не удаляются друг от друга на большие (по их меркам) расстояния, чтобы не спутать своего с врагом.
- Ты знаешь, как бывает обидно, - рассказывали десантники, - когда окопаешься, притаишься, а в нескольких метрах от тебя проходит ничего не подозревающий "дух". Стрелять нельзя. Надо найти их логово и только потом мочить.
- Как же вы их мочите, если вас всего тридцать и у вас только автоматы да пара пулеметов, а у них и бойцов больше, и тяжелое оружие? Да и вообще они посвежее выглядят.
- То, что посвежее, - это ты верно подметил. Чего мы только на их базах не находили... А какая у них еда! Все свежее, вкусное. Отличного качества камуфляжи (кстати, "натовские"). И целые арсеналы нашего оружия.
- Только нашего?
- Да. Но этот вопрос ты не нам задавай. Политикам! Мы свою работу знаем... Ищем базы, наводим артиллеристов, и они там все глушат.
- Сами наводите?
- Нет. С нами постоянно ходит арткорректировщик - самый охраняемый солдат в группе. Он пушки и наводит. Профи. Если "духи" рядом, просит мелкий калибр, далеко - покрупнее, совсем близко - мы отходим подальше, и по ним опять лупят. А если они далеко и их очень много, то мы зовем на помощь "оружие возмездия" ("оружием возмездия" военные называют реактивные установки "Град" и "Ураган". Один залп из таких "катюш" не оставляет ничего живого на площади больше полутора квадратных километров).
- Но бывали же случаи, когда корректировщик был ранен и просто не мог нормально работать?
- Его заменяли офицеры. Хотя, как наводится артиллерия, знает каждый солдат. Понаслышке. Но попадись нам карта и компас, наведем без проблем. Если отойдем подальше.
- Если вы сталкиваетесь с боевиками буквально носами, наверняка были и рукопашные стычки?
- Один раз было. Ребятам за этот бой даже медали дали. Разведгруппа нашей роты столкнулась с их разведгруппой, и, пока "духи" орали свой "Аллах акбар", наши их и перерезали.
Если местность, по которой следуют разведчики, плохо изучена или там давно не было наших, то группа занимает удобную для наблюдения позицию и окапывается. Каждый роет для себя яму, укрепляет ее и ждет... Укрытий от дождя или снега как таковых у них нет. И иногда приходится сидеть в ледяной воде или, что не лучше, в топкой грязи десятки часов, почти не двигаясь.
- Неужели в такие часы вы не жалеете, что сами вызвались приехать сюда?
- Жалеем, конечно. Это все от монотонного ожидания. Тоска ведь заедает только бездельников. Вот так и мы ноем, каждый себе под нос. Особенно когда замерзнешь и сидишь в какой-нибудь яме двое суток под дождем. Кожа на руках белая, распаренная, как после бани. Но неудобства у всех вызывают такую реакцию. На автобусной остановке под дождем ведь тоже все на свете проклинаешь. Только здесь потяжелее, потому что понимаешь, что эвакуировать тебя из этих дебрей никто не собирается. И когда этот поход закончится, тоже не знаешь.
- Наверное, за один поход можно по-настоящему понять, кто есть кто?
- У нас все нормальные. Такие, кому не доверишь что-то важное, не задерживаются здесь сами. Этих героев обратно к маминым пельменям тянет. Ну что поделать? Мы их не осуждаем. Понимаем. Самим не по себе бывает. И офицеры их понимают. Прилюдно у нас вообще не принято никого стыдить. Тем более если упрекать бойца начнут такие опытные командиры, как наши... Не думаю, что они возвысятся из-за этого в глазах всех солдат. Недаром же на войне все называют друг друга - братишка.
ГРОЗНЫЙ, ГРОЗЯЩИЙ СМЕРТЬЮ
ГРОЗНЫЙ - это бетонные блокпосты, расставленные через каждые полкилометра. Двухметровые горки строительного мусора лежат примерно в пятидесяти метрах друг от друга на протяжении многих улиц. Это многоэтажки, попавшие под бомбы. По сравнению с ними выбитые окна и покореженные фонарные столбы, поваленные в воронки посреди тротуаров, кажутся следствием детских игр.
ДЛЯ того чтобы представить себе, какое месиво из грязи, крови, снега и нечистот, вытекавших из разорванных труб, здесь было полгода назад, не стоит особо сильно напрягать фантазию, надо только прибавить пару-тройку компонентов из этого списка, остальное же все есть. Правда, в немногих уцелевших многоэтажках еще живут люди. С балконов свешиваются ковры, на бельевых веревках сушатся чьи-то вещи.
Солдаты по городу передвигаются только на бронетранспортерах. И с автоматами наготове. Неизвестно, из какого окна на тебя смотрит ребенок, а из какого - снайпер.
Хотя и дети здесь не такие безобидные, какими кажутся. Однажды в четыре часа утра по проезжавшему мимо развалин одного из домов БТРа стреляли. Две длинные очереди. "Погиб один военнослужащий срочной службы", - официально и без особого желания сообщил мне пожилой подполковник. А после того как он отошел, солдаты рассказали продолжение этой истории. Убийцей девятнадцатилетнего парня был двенадцатилетний подросток. На вопрос, что он делал в такое время, в комендантский час, на улице, он весело ответил, смотря на солдат наивным мальчишеским взглядом: "У мамы голова болит. В аптеку ходил". - "А автомат у тебя откуда?" - "Дядя перед своим последним боем подарил. Взял на всякий случай, чтобы защищаться". - "От кого?" - "От террористов..." А что вы хотели от человека, которого с малых лет приучили к огнестрельному оружию?
Любимое развлечение грозненских детей - показывать проезжающим солдатам линию на горле, по которой обычно его перерезают. В ответ солдаты передергивают затворы своих автоматов, пугая таким образом детишек. А те разбегаются в стороны, визжа от восторга.
В семь часов вечера начинается комендантский час. К этому времени закрываются рынки и немногочисленные магазины. Люди расходятся по домам. Омоновцы на блокпостах пересчитывают боеприпасы. У некоторых из них есть привычка прятать в ремень автомата две пули... для себя. Живым "духам" лучше не попадаться, как ни бомбили город наши войска, всех бандитов вытравить оттуда не удалось. Видимо, потому что для начала надо разобраться с бандитами, которые живут с нами на одной улице.
По ночам небезопасно отходить за пределы блокпостов даже на двадцать-тридцать метров. Можно попасть под пулю снайпера или подорваться на растяжке. Но наши тоже в долгу не остаются. За одну ночь "в силки" (так называют мины) попадаются от трех до семи неблагонадежных мирных жителей. Это сведения, которые мне удалось собрать только в одном районе Грозного.
Утро начинается с подсчетов. Сколько магазинов патронов израсходовано. Есть ли жертвы. Сколько снайперов "снято с гнезд". И сколько солдат попало в карцер. Это здесь неизбежно. Когда наступает нервный срыв, солдаты вовсю палят из автоматов: это очень хорошо разгружает. Но выстрел без приказа - произвол. И пока основная часть бойцов еще не разъехалась дежурить по городу, их держат в карцере. А потом отпускают. Мало ли какой подонок может проникнуть туда и просто бросить гранату... Никакой гарантии, что этого не случится. Как, впрочем, никакой гарантии, что доживешь до следующего поворота. И, увы, нет никакой уверенности в том, что весь этот кошмар когда-нибудь закончится.
Смотрите также:
- "Талибан": иногда они возвращаются →
- С. Юшенков: "Все было прозаичнее" →
- В прицеле - черный "Эдельвейс" →