"Все", - подумала я, рассматривая очередной прыщик на лице своего любимого. "Хватит", - пытаясь нащупать трицепс на его ручке. Пусть меня осудят моралистические девушки с кривыми ногами и тетеньки, у которых на тощей груди написано "главное, чтоб человек был хороший". Хочу красивого. Чтоб глаза зеленые или голубые. Чтобы на бронзовых плечах эротичные бугорки появлялись, когда он меня на руках таскать будет. И взгляд пронизывающий, и рост баскетбольный. Пусть через три дня на нем повиснет очередная соискательница. Зато мне будет о чем вспомнить.
Итак, мой музыкант-интеллигент-археолог уехал копаться в исторически ценной грязи. А я, засунув мораль и скромность туда, откуда потом не вытащишь, отправилась на поиски.
Наиболее подходящее место отлова - Старый Арбат: некоторое время я любовалась и озабоченно пускала слюнки.
Для знакомства самым действенным способом оказалась декламация стихов. Я подсаживалась к какому-нибудь красавцу-одиночке и, глядя в безупречно зеленые глаза, начинала декламировать Цветаеву - это действовало как дудочка на кобру. Он выпускал из рук пиво и настойчиво интересовался, как меня зовут. Когда в моем органайзере под заголовком "Шикарные парни" появился 15-й телефон, я увидела мечту. Это был Джим Моррисон. Никакой Вэл Киллмер, сыгравший его в фильме "The Doors", не мог соперничать в похожести. Я просто подошла к мечте и сказала, что она мечта. Кто такой Джим Моррисон, мечта не знала. Кроме того, он не знал, кто такой Пелевин и что значит слово "оптимист".
Мы стали встречаться каждый день. Он все время молчал. И это его очень украшало. Я даже не спросила, как его зовут, и называла "Джим", или "мой Моррисон".
Он любил часами вертеться перед зеркалом, причесывал свои моррисонские кудри и рассматривал недостатки смуглой кожи, переживал по поводу ломающихся ногтей. Он расстраивался, если не видел меня целый день. Я где-то задерживалась - он мчался туда, разносил это место по кусочкам, хватал меня в охапку и вез домой. "Вот что такое счастье", - думала я в такие минуты, качаясь у него под мышкой.
Я просто таяла от восхищения под его загадочным взглядом и от удовольствия, когда готовила ему есть, убирала в его квартире. Он требовал ухаживать за ним, как за ребенком. И когда я с ним сюсюкала и голосом любящей мамы объясняла, что все пройдет, он загадочно улыбался и разве что не агукал. У него оказалось множество друзей. И Джим так уморительно ревновал, когда они уделяли мне внимание. Но через две недели нашего знакомства меня начала беспокоить одна вещь. Ради чего, собственно, вся история и затевалась. За 14 дней пребывания моей мечты рядом со мной она ни разу не поцеловала меня (как полагается двум взрослым людям) и тем более не протянула ко мне мужественные руки с понятными намерениями.
Я, мучаясь подозрениями, в конце концов радостно сообразила, что он действительно ребенок, загадочным образом сохранившийся. И решила взять инициативу на себя.
Самое удивительное во всем этом - первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я увидела содержимое кровати, - а они неплохо смотрятся вместе. Мешанина из бицепсов, трицепсов и просто двух очень красивых парней так испуганно на меня уставилась, что мне стало их жалко. "Ну вы продолжайте, а я попозже зайду", - чернушно пошутила я.
Потом, читая какую-то модную книжку по психологии, я поняла, почему нетрадиционный Джим так вцепился в меня. Видите ли, ему нужна была мамуля-подруга.
Мы до сих пор с ним общаемся, и он даже стал моей лучшей подружкой. Никто так не умеет слушать и сочувствовать. Но я теперь с каким-то патологическим страхом шарахаюсь от очень красивых мужчин.