Лихое время, безумное и веселое. Все недовольны всем. У Белого дома шахтеры стучат касками, на Манежной бабульки стучат кастрюлями, в кармане миллион, но жить все равно не на что.
НАЧАЛИСЬ 90-е хоть и не вовремя, примерно в августе 1991-го, но зато очень радостно. Комсомольская нудятина была послана всерьез и надолго, свобода опьяняла, рок-н-ролл шел в полный рост, иными словами, жизнь удалась. Правда, эйфория кончилась почти сразу же - бахнула гайдаровская реформа 1992-го, и вместо денег на руках оказались нелепые разноцветные маленькие бумажки со многими нулями. Они складывались в тонны и лимоны. Моя повышенная стипендия весила ровно 25 "тонн". Ее едва хватало на единый билет, тогда еще бумажный, десятка два "бомж-пакетов", кассету Янки, "Гражданской Обороны" или "Крематория". Ну и средних масштабов дружескую пьянку - литр спирта "Рояль" и четыре торпеды "Херши-колы", которая обладала вкусом не столько победы, сколько ржавчины. Кое-кто предпочитал родную сорокаградусную "девять двести", но ею запросто можно было травануться.
Челнок, ларек, голда
КУПИТЬ подобную радость можно было везде, от Алтуфьева до Тверской. Иногда это называлось комок, чаще - ларек. Сварной железный короб с узкой амбразурой и решетчатым окном, уставленным разноцветными ядовитыми ликерами, левой водкой, импортными сигаретами, сникерсами, марсами и индийскими презервативами с грудастыми тетками. Впрочем, там могли быть и банки с тушенкой, только-только появившийся едко ароматизированный чай и макароны. Когда подобных комков собиралось много, место называли оптовым рынком. И крышевали его уже не юные бойцы в спортивных штанах, паленых кроссовках и турецких кожаных куртках, а солидные мужчины в малиновых пиджаках, с толстыми золотыми цепями "с гимнастом" и с массивными золотыми же гайками.
В магазинах тогда завели иезуитскую моду писать цену не за килограмм, а за сто граммов, вводя бедных студентов и пенсионеров сначала в бурную радость, а потом в отчаяние. Зато на любой оптовке можно было купить все или почти все - от ножек Буша (тогда еще старшего) до паршивой турецкой кожи и джинсы, привозимых челноками. Но вещи казались мне дорогими даже на оптовке. Спасло нас то, что году к 1993 после долгих поисков был открыт шмоточный клондайк - секонд-хенд на ВДНХ, где джинсы можно было покупать на вес.
Почему-то именно тогда Москву накрыл короткий ренессанс ниферов. Арбат снова стал местом притяжения. Особенно магазин "Бублики", где собирались хиппи, стена Цоя - обиталище "киноманов" и отчасти панков, и заведение "Изба" в самом начале Староконюшенного переулка, где днем тусовались все подряд, а ближе к ночи отпивались глинтвейном уличные музыканты. Правда, по утрам в выходные Арбат был не очень многолюден - все оттягивала на себя Горбушка, еще старая, что была в Филевском парке у ДК Горбунова. Там можно было купить все, а потом еще и все остальное, причем в спокойных условиях - и волосатые, и панки, и металлисты, и рэперы, и солидные люди, любители порнухи, заключали на Горбушке своего рода "водяное перемирие".
Пирамиды придумали не только египтяне
МАРШРУТ "после стипендии" был отработан до мелочей. Перво-наперво, конечно, Калинка, ларек под странным названием "Неопалимая Купина", у которого стояла длиннющая очередь волосатых. На ларьке красовался плакат "Пипл! В продаже есть Дорзы!", хотя купить там можно было и бандану в китайский огурчик, и сборник стихов БГ, и записи Летова плюс соответствующие значки. Над самой Калинкой висели редкие растяжки с рекламой: "МММ", "Хопер-Инвест", "Московский вентиляторный завод" и "Ле Монти". Реклама тогда еще вызывала не раздражение, а смех. Хорошим тоном считалось объясняться цитатами в духе Лени Голубкова: "Куплю жене сапоги". Или: "Ну вот я и в Хопре". Высшая степень одобрения выражалась так: надо было оттопырить уши, высунуть язык и сказать противным голосом: "Ле Монти!"
Потом можно было купить сигарет у любой из бабулек, оккупировавших подземные переходы, или у шустрых подростков, моющих стекла машин. Подростки, чистящие обувь, были пошустрее и продавали не только сигареты, но и презервативы. Дальше следовало пройти на Арбат, засесть в одном из тамошних "пьяных двориков", употребить голландский ректификат и зависнуть на "Бубликах" с целью насшибать под гитару денег на пиво и послушать новые анекдоты про Жирика, шестисотый "мерс" и братанов. В случае особенной удачи шляпа или гитарный чехол заполнялись настолько, что пива хватало на всю компанию, да не бадаевской кислятины, а "Старого Ямского" с фиолетовой этикеткой или крепкого "Рок-н-ролла". Потом варианты разнились. Более денежные товарищи шли в клуб "Секстон", бравируя поговоркой "Кто не ночевал в "Секстоне", тот не рокер". Все остальные отваливали на Гоголя, а оттуда на "Вышку" - чердак с голубятней в Барыковском переулке, любимое место всех адептов свободной любви. Самые стойкие еще находили в себе силы вернуться на Арбат, но рисковать опасно - за песенное буйство можно было загреметь в "пятерку" с последующей телегой в деканат...
Кончились 90-е тоже не вовремя и снова в августе. Кризис 1998 г. заставил всех посерьезнеть. Ушли анекдотичные бандиты в голде, "Бублики", железные ларьки и "лимоны". Завершилась эпоха романтического капитализма. Появилось много нового.
Вот так Москва жила шесть десятилетий от июньского Парада Победы. Но о нем - в следующем номере.
Тонна - тысяча, лимон - миллион, бомж-пакет - вьетнамская "быстрая" лапша, торпеда - пластиковая бутылка 1,5 л, "девять двести" - водка по стандартной цене, цепь "с гимнастом" - с распятием, гайки - перстни, челнок - торговец, привозящий ширпотреб из ближнего зарубежья, ниферы - неформалы, Калинка - ныне Новый Арбат, Дорзы - группа "The Doors", ректификат - спирт, Гоголя - Гоголевский б-р, "пятерка" - 5-е отд. милиции.