Сейчас уже невозможно представить себе светскую жизнь Москвы без пары-тройки ежемесячных скандалов, связанных с "золотой молодёжью". Однако так было не всегда. Наш город знавал такие времена, когда "золотая молодёжь" если и существовала, то вела себя тише воды и ниже травы.
Нет, богатые детки богатых родителей водились на Москве с самого начала. Для москвича XIV в. фамилии Протасьевых или Вельяминовых звучали куда как внушительнее, чем нынче, скажем, Собчак или Ивановых. И, надо полагать, юные бояре тоже были не дураки покичиться гламурной уздечкой или винтажным перстеньком "аж с самого Царьграда". Но вот особого времени на показательные тусовки у них практически не было. То Тверь нажмёт, то Рязань напакостит, то татары явятся, и уж тут не до выяснений, у кого жеребец чистых кровей, а у кого ещё не растаможен, - сабельку в руки и изволь пожаловать на защиту рубежей. И папенька, будь он хоть тысяцкий (по тем меркам - министр обороны), хоть ближний думный княжеский боярин (министр-хозяйственник, а по совместительству - олигарх), не отмажет. Если рискнёт прикрыть сынулю - лишится по княжьему слову вотчины, а то и головы. А купеческие дети вообще сидели тихо и не высовывались, поскольку за публичную демонстрацию шмоток или цацек, соизмеримых с княжескими или боярскими, можно было огрести как минимум плетью по мордасам: "Ишь куда махнул, щенок худородный, крапивное семя!"
Гламур по-старомосковски
Впервые московская "золотая молодёжь" подняла голову при Василии III, который и сам, честно говоря, подходил под эту категорию. Его отец, Иван Великий, решил для сына практически все проблемы, превратив рядовое Московское княжество в крупнейшую державу Европы. А мать Василия, Софья Палеолог, дочь последнего византийского императора, привила сыну любовь к роскоши. Василий же всего лишь завёл пышный двор, и процесс пошёл. Бояре тянулись за князем, тот, разумеется, не отставал, и скоро Москва превратилась в конгломерат светских тусовок. Но если европейские богатеи хвалились друг перед другом количеством предметов искусства и переманивали друг у друга живописцев и скульпторов, то наши предпочитали переманивать псарей, а кичились золотом в мошне, количеством и ценой парчовых шмоток и золотых перстней. Иностранцы, бывавшие при дворе Василия III, удивлялись: "Знатные молодые люди из московитов стремятся перещеголять друг друга, для чего надевают на пальцы по многу колец и перстней с драгоценными камнями. Иные доходят до того, что носят по нескольку колец и на большом пальце". Как видно, традиция увешивать себя "голдой" и "гайками с брюликами" берёт своё начало вовсе не от "братков" недавних времён.
Примерно в те же годы сложилась ещё одна характерная традиция. Очень многие "боярчики-мажоры" повадились во время войны "сказываться в нетях", то есть косить от армии. Обязанные приходить на войну "конно, людно и оружно", они посылали вместо себя деревенских мужиков, снаряжённых на отцовские средства.
Но это ещё были цветочки. До откровенных безобразий "золотой молодёжи" дело пока не дошло. В тогдашних мажорах чувствовалось то, что французы называют "обаяние старых денег", - не станет родовитый аристократ попусту кичиться наследством. Но вот когда древние боярские роды сначала основательно проредил Иван Грозный, а потом - Смута, начался настоящий разгул. Из всех дыр повылезли худородные дворянчики, сколотившие капиталы на мародёрстве и служившие то Годунову, то Лжедмитрию I, то Лжедмитрию II. Последний же, известный под прозвищем Тушинский вор, жаловал вотчинами и крестьянами кого попало. И когда наконец Москва более-менее устаканилась под властью новой династии, потомки "тушинцев" оттянулись в полный рост. По улицам носились на породистых жеребцах детки скоробогатеев, давя и калеча людей почём зря. Специфический "боярский гламур" из серии "У меня-то шапка из соболей повыше твоей будет!" охватил всю Москву. А уж вину и гулящим девкам "золотая молодёжь", которую тогда называли недорослями, и вовсе потеряла счёт.
Саврасы без узды
Справился с напастью лишь Пётр I. Над недорослями навис грозный призрак солдатчины, и волей-неволей они всё же занялись делом. Но тут подоспело бабье царство, и всё понеслось по накатанной. Служить-то служили, но именно как у Пушкина в "Капитанской дочке": "Матушка была ещё мною брюхата, как я уже был записан в Семёновский полк сержантом..." А уж когда вышел "Указ о вольности дворянской", согласно которому можно было и не служить вовсе, начался для мажоров золотой век, прекрасно описанный тем же Пушкиным, - шляния "золотой молодёжи" "между лафитом и клико".
И всё же это была аристократия. Полный караул пришёл в Первопрестольную к середине XIX в. Ситуация у нас тогда почти полностью повторила Париж времён революции, когда к власти пришли представители буржуазии. Именно их назвали jeunesse d.oree - "позолоченной молодёжью", людьми, наконец-то дорвавшимися до развлечений высшего круга. Кстати, небезызвестный роман Акунина, где в Москве действует некий "Пиковый валет", основан на реальных событиях. В те годы бесящиеся с жиру купеческие мальчики-мажоры действительно организовали в Первопрестольной шайку, которая прокручивала весёлые делишки и называлась... "Червовый валет". Тогда же и сложилось классическое поведение "золотой молодёжи" - прикуривания сигар от зажжённой "катеньки" (сторублёвки), загулы в ресторанах и прочие невинные развлечения. Так, в знаменитом ресторане "Яр" среди мажоров было принято расписываться на зеркалах кольцом с бриллиантами. Граффити попадались великолепные: "Я был здесь пьяный и прокутил полторы тыщи" или "Маша, ангел, как не стыдно сердце взять и не отдать?"
К началу XX в. традиции у "золотой молодёжи" сложились уже полностью. Вот как писали о ней в газетном очерке "Москва в 1914 г.": "...Среди махровых цветов московской жизни не последнее место занимают родные братья фонвизинского Митрофанушки, современные недоросли... Безбородое лицо, прямой пробор, подозрительная яркость губ, слегка подведённые глаза, противная развязность и наглый взор... В балете, на премьере, в дорогом ресторане, на вернисаже, на бегах и в клубах - всюду в первых рядах целый выводок митрофанушек... Одно время их можно было встретить по утрам на бойне - среди них модным считалось пить свежую кровь". Завелись среди них и практически голоштанные тусовщики-приживалы. Иван Емельянов, прокутивший состояние своего отца, "короля текстиля", был известен всей Москве под кличкой Ванька Белые Усы. Основным его умением было организовать застолье на самый взыскательный вкус. А другой мажор, Федька Ненюков, сидя в каталажке за сочувствие социал-демократам, неожиданно получил миллионное наследство, живо вышел из тюрьмы и с революцией порвал навеки. Завёл себе цилиндр, штат прихлебателей и квартиру на Страстном бульваре, которая стала штабом всей московской "золотой молодёжи". Таких загульных и бесшабашных купеческих сынков, получивших наследство и свободу от родителей, называли в Москве "саврасами без узды".
Нынче штаб "золотой молодёжи" переместился со Страстного в известном рублёвском направлении. И кажется, что за сто лет мало что изменилось. Ну, может быть, кое-что. Потому что в нынешних газетах вряд ли можно прочитать что-то вроде: "И митрофанушка пользуется всеми благами жизни, пока не прозвучит в зале суда бесстрастный голос председателя: "Подсудимый, признаёте ли себя виновным?"