"Московское архитектурное наследие: точка невозврата" - книгу с таким названием презентовали недавно в столице, представив как "отчёт, всесторонне обрисовавший угрозу полномасштабного уничтожения в городе исторической архитектуры".
ПРОБЛЕМА сохранения ценных зданий возникла почти одновременно со строительным бумом, поразившим Москву больше 10 лет назад. Тогда же впервые заговорили о том, что с недвижимым наследием плохо обращаются: за счёт сноса некоторых памятников архитектуры и культуры расширили дороги, другие надстроили мансардами и переделали в элитные жилые дома, наиболее представительные превратились в офисы крупных компаний за высокими заборами. Наша газета тоже участвовала в обсуждении темы. Несколько лет назад в цикле публикаций "Старые дома Москве не к лицу?" мы пытались проанализировать: что на самом деле происходит с историческими зданиями? Реконструкция продолжается до сих пор. И, несмотря на это, памятники архитектуры и культуры ещё остались на столичных улицах.
Хотя большой вопрос, какой дом считать памятником. С середины 1990-х гг. в Москве было снесено больше 1 тыс. строений. Но на месте многих из них "исторические" дома появились снова. Так памятники архитектуры и культуры пережили особый, изобретённый именно в это время вид реконструкции - снос и новое строительство. В процессе приспособления под нужды и желания новых владельцев старинные здания уступили место зданиям под старину. Например, нет больше дома Щапова на Бауманской, 58. Хотя небольшой двухэтажный дом конца XIX века в прошлой жизни был дебютной городской работой архитектора Шехтеля. Усадьба Долговых на Большой Ордынке, 21, была построена Баженовым для своего тестя в 70-е гг. XVIII века. В советское время у неё разобрали флигель, а в конце 90-х гг. всё остальное.
Да, дома под старину отличаются от своих предшественников улучшенным и дополненным внешним видом. Не всегда это плохо, но всегда - спорно. Почему же не ценится подлинность? Возможно, чтобы сохранять старину, нужно уметь отличать её от подделок? Или всем достаточно лишь внешнего облика исторического города?
Невозможность из-за сложившейся застройки увеличить площадь вместе с сильным желанием получить особняк хоть в каком виде приводит к тому, что здания горят и самообрушаются. Обрушился, к примеру, Раннепетровский дворец XVII века на Софийской набережной, 6, из окон которого английский художник Пётр Пикарт в 1707 г. рисовал панораму Кремля из Замоскворечья, ставшую хрестоматийной. Говорят, когда расчищали развалины, наткнулись на следы... бульдозерных гусениц. Дом Алябьева - деревянный особняк с мезонином на углу Новинского бульвара, 7, и Нового Арбата - сгорел. Музей музыкальной культуры им. Глинки планировал открыть там свой филиал - мемориальный музей композитора, жившего в том доме с женой до самой своей смерти в 1851 г.
Конечно, бывает так, что, взявшись за объект, фирма не может довести работу до конца: кончились деньги, выяснились новые обстоятельства. Подобные причины заставляли инвесторов отказываться от обязательств. И пустыри или остатки домов зарастали травой. Но, возможно, дело не только в этом. "Страсть к разрушениям на известной ступени развития есть творчество со знаком минус - так в 30-е гг. ХХ в. думал председатель Общества изучения русской усадьбы Алексей Греч. - Как и во всяком творчестве, в нём наблюдается желание проявить себя, причём с наибольшим эффектом, но по линии наименьшего сопротивления. Характерно, что такое творчество не продиктовано соображениями материального характера. Разрушение ради разрушения соответствует идее "искусства для искусства".
Вероятно, на тему столичного архитектурного наследия ещё будет написана не одна книга. Сколько людей - столько и мнений. Своё мнение нашим читателям в ближайших номерах выскажет главный архитектор Москвы Александр Кузьмин.