Примерное время чтения: 7 минут
141

Возвращение Ольги Яковлевой

ОЛЬГА ЯКОВЛЕВА - одна из легендарных и пленительных актрис нашего театра. Актриса не только с талантом - с Судьбой: едва придя в "Ленком", она стала любимой актрисой Анатолия Эфроса - "на нее" он ставил впоследствии все свои спектакли. У него Яковлева сыграла Джульетту и Дездемону, Марину Мнишек и арбузовскую Таню, Наталью Петровну из "Месяца в деревне", чеховскую Машу в "Трех сестрах"...

"Живой талисман", муза Эфроса, его "театральное счастье" - так называли ее.

ПОСЛЕ смерти Эфроса ее блистательная биография оборвалась. Актриса уехала за рубеж. Но в 1991 г. вернулась и стала служить в Театре им. Вл. Маяковского, где играет сегодня в двух спектаклях главные роли. Пригласил ее Адольф Шапиро в Театр О. Табакова в спектакль "Последние", Иосиф Райхельгауз - в "Школу современной пьесы" в спектакль "Без зеркал". И сейчас она снова репетирует.

Ольга Яковлева не охотница до журналистов и интервью. Но одному из них все же удалось записать актрису во время гастролей в Екатеринбурге. Вот эта запись.

- Однажды я услышала, как сегодняшний режиссер говорит: новый театр - в низвержении истинных постулатов, и потому будущее - за старым театром, несмотря на то что некоторые думают, что он, старый театр, якобы не стоит внимания. Сейчас очень много поисков новых форм. Много шоу, ревю. Каких угодно. На разные вкусы. От собак до паровозов. Но театр - это что-то другое. Конечно, он не должен быть скучным, но он должен быть и эмоциональным, и содержательным, а иначе чем он отличается, например, от капустника или журнального эссе?!

В этом смысле для меня интересна "Табакерка". Коллектив замечательный. У них каждый спектакль - это поиск. Поиск новой реальности, новых форм. Они по-настоящему много работают. И над хорошей литературой тоже. Они поставили Островского, Достоевского, Чехова, Горького, Томаса Манна... И они приглашают разных режиссеров разных направлений. Иногда обжигаются, но методом проб и ошибок выходят из этого. С одной стороны, с победами, с другой - и с потерями, но тем не менее все-таки двигаются вперед. При этом просто очень много играют, работают. А театр - это такое заведение, где надо действительно много работать, потому что когда ты в простое, то все вокруг становится болотистым и зыбким, появляются какие-то сомнения, которые не дают даже повода рискнуть, актеры теряют форму, становятся непрофессиональны. Надо много работать в театре.

Тенденция к тому, чтобы актеры из театра уходили на заработки в кино, на телевидение, появилась лет 15-20 назад. А театр - это всегда много труда, и тяжело, и очень небольшие деньги. Хорошо, конечно, что появился антрепризный театр. Но он должен быть все-таки избирателен, хотя я думаю, что он к этому придет, потому что народ уже очень многого "не ест", он уже чего-то не хочет, не принимает, если платит за антрепризу большие деньги. Продукция не должна быть халтурной, когда быстренько собрались, есть ли декорации, нет ли - не важно, что-то сляпали, куда-то в провинцию поехали, заработали деньги. По-моему, это стыдно.

- А вам где интереснее играть: в Москве или в провинции?

- Однажды на гастролях в Екатеринбурге я задумалась: почему же здесь в публике ни бутылками не звенят, ни пейджеры не пищат? Может, потому, что она поскромнее?.. Мне кажется, интеллигенция осталась только вне Москвы. У меня, правда, такое ощущение было всегда - от Перми, от Свердловска, от Алма-Аты... Видимо, это связано с теми корнями, которые пускали там ссыльные интеллигенты.

- Так, может, столицу все-таки пора перенести?

- (Смеется.) Вопрос ведь обсуждается! Но думаю, что от перемены мест слагаемых содержание не изменится. Да, публика в провинции гораздо более внимательна и серьезна, чем в Москве, где Миша Филиппов в Маяковке, например, однажды даже остановил спектакль "Наполеон Первый", потому что услышал звон бутылок.

Видимо, что-то происходит с театром. И мы, наверно, сами виноваты в том, что публика стала такой. Мы виноваты, потому что все, что вдалбливается рекламой, есть суррогат - "Пепси", "Сникерс"... Когда мы начинали, все это было, в очень малых количествах. И жевательная резинка была. Было все, но почему-то мы не придавали значения лейблам и не привыкали к суррогатам. Мы спарывали ярлыки с джинсов, какими бы они ни были. Я думаю, что у меня их сейчас нигде нет, этих лейблов, а если и есть, я не знаю, кому они интересны. Нужно поставить заслон рекламируемому суррогату. И объяснить молодому поколению, что минеральная вода, натуральный сок - это гораздо полезнее, чем "Пепси" или "Спрайт", что жевательная резинка вызывает еще и прилив желудочного сока и ребята портят себе желудки. Да еще выдергиваются пломбы из молочных зубов, и поход к зубному врачу обеспечен.

Как привить у нас то, что французы называют "veritable" - "настоящий"? Не качественный в смысле "от кутюр", а в том смысле, что дерево есть дерево, фрукты есть фрукты и никакая химия их не заменит. И точно так же в искусстве. Мне кажется, что и театр тоже виноват в том, что воспитывается клиповое и суррогатное восприятие, ибо в большинстве случаев в театре отсутствует то, зачем публика, собственно, ходит в театр, - эмоциональное восприятие, эмоциональное впечатление. В лучшем случае зритель следит за сюжетом, за репризами. И в этом виноваты мы, актеры, в том числе.

- Но сейчас "суррогат" - это некий знак эклектики времени, это реальность. Что же скромный служитель театра может с этим поделать?

- Не быть пошлым. Не потакать пошлости. Не делать из искусства банальщину, потому что искусство - это то, что искусно сделано. Не подменять его среднеарифметическим или общеизвестным. Не заниматься вторичностью и третичностью... Ну, у нас же есть примеры! Есть Рихтер, Ростропович, Искандер, Герман, Светланов, Плисецкая...

- Ольга Михайловна, вы уезжали на Запад и вернулись. Москва - это ваш город?

- Моя Москва - это бывший бедный город, с помытыми улицами, с зеленью, когда можно было гулять ночь напролет, когда не ждешь ничего опасного, когда можно зайти в любое заведение, потому что знаешь, что везде будешь своя. А сейчас, хоть город и стал более нарядным и открытым, появилось ощущение... опасности, что ли. Люди стали больше, мне кажется, прятаться, бояться, и только молодежь ходит на ночные дискотеки и в клубы. Может, так и должно быть, что город принадлежит молодым?

Конечно, я радуюсь, что Москва стала респектабельным и праздничным городом, мне приятно ее видеть чистой и хорошо освещенной, но я не могу сказать, что эта новая Москва - моя. Я остаюсь как бы отдельно от нее. Единственное место мое - это район около Третьяковки. Маленькие отреставрированные особнячки, там уютно и симпатично. Мне не очень нравится эта новая архитектура со стеклянными пирамидами, мне кажется, что это ошибка архитектора, хотя французы, например, тоже в свое время не восприняли Эйфелеву башню, а теперь смирились, празднуют ее столетие, устраивают ей праздники...

Смотрите также:

Оцените материал

Также вам может быть интересно