Открывая очередное произведение "новой литературы", принято всплескивать руками. Список основных претензий, думаю, вам знаком - натурализм, насилие, эротика. Мэтры отечественной литературы в основном относятся к постмодернистам с большим скепсисом. Как сказал Чингиз Айтматов, есть некоторые грани человеческой личности, которые не стоит обнародовать, в которых не стоит копаться, поскольку это принижает человеческую природу, не позволяет ей справиться со своими пороками.
ЧТО вы скажете о романе, где на первых страницах вас встречает ни много ни мало инцест, причем с изнасилованием... "Ночью отец ее, пятидесятилетний старик, связал ей треногой руки и изнасиловал.
- Убью, ежели пикнешь слово, а будешь помалкивать - справлю плюшевую кофту и гетры с калошами. Так и помни: убью, ежели что... - пообещал он ей".
Обещаний своих никто не выполнил - мать и брат героини забивают отца насмерть. И эта сцена написана с таким безжалостным натурализмом ("... Из оторванного уха катилась кровь и белесь"), что впечатлительного человека подташнивает.
Для сцен, бьющих по нервам, необязательно искать в романе военные эпизоды - сцена, где муж избивает жену, достаточно впечатляет: "Страшный удар в голову вырвал из-под ног землю, кинул Аксинью к порогу. Она стукнулась о дверную притолоку спиной, глухо ахнула. Не только бабу квелую и пустомясую, а и ядреных каршеватых атаманцев умел Степан валить с ног ловким ударом в голову".
Все вышеприведенные цитаты - из романа Шолохова "Тихий Дон", классики соцреализма. Когда читатели вспоминают литературу прежних лет, она представляется им неким сплошным бело-розовым пятном, лужайкой, где в соответствии с законами социалистического реализма резвятся барашки-козочки, мускулистые ударницы-ударники, пионеры-пионерки, а за кустами прячутся шпионы, извлекаемые оттуда храбрыми милиционерами. "Литература учила хорошему, добру учила!" - причитают читатели прежней закалки. А сейчас что? В рассказах и романах у Сорокина людей пилят бензопилами, матерей прокручивают через мясорубку (и это еще не все), новый роман Яркевича называется "Как я занимался онанизмом", в одном из стихотворений Дмитрия Александровича Пригова и вовсе можно пронаблюдать надругательство над собственной бабушкой, и так без края...
Но нужно сказать, что отнюдь не литература второй половины нашего столетия начала копаться в "грязном белье" человеческой психики. И тот социалистический реализм, который большинству смутно помнится по школьным годам, в обрамлении бодрокомандирских фраз из учебника, не был кастрированной литературой без цвета, вкуса и запаха.
А "Тихий Дон" - роман, безусловно, очень талантливый (особенно книга первая) - обгоняет по степени откровенности многие нынешние романы.
...А сцены, где солдаты насилуют полюбившуюся им горничную, попытка самоубийства Натальи настолько тяжелы, что даже цитировать их трудно.
Не только откровенные эротические сцены и сцены жестокости и насилия, но и стиль книги как таковой дышит непривычным натурализмом. Здесь и дрожащие от похотливых чувств ноги сотника, "плотно обтянутые рейтузами", и целая череда изнасилований и инцестов, и сгорающие от желания солдатки, и море живых запахов: "Пробираясь сквозь сплошную завесу различных запахов, Митька дрожал ноздрями: валили с ног чад горячего воска, смрад разопревших в поте бабьих тел, могильная вонь слежалых нарядов... разило мокрой обувной кожей, нафталином, выделениями говельщицких изголодавшихся желудков". Крепко, верно? После такой книги, казалось бы, чем удивишь нашего читателя? А ведь были еще "Как закалялась сталь" Островского, "Молодая гвардия" Фадеева.
Причем все эти произведения благополучно входили в школьную программу, так отчего же наш читатель вырос таким непуганым? Не только ведь отчетливый идеологический привкус мешал ему почувствовать живые любовные страсти и откровенные описания человеческой жестокости? Наверное, дело отчасти в этом, а отчасти еще в одном обстоятельстве...
"...В коробку была втиснута грубо отрубленная часть мужского лица. Края рассеченной ссохшейся кожи были покрыты запекшейся кровью, единственная небритая щека ввалилась между посиневшей лоснящейся скулой и вывороченной челюстью..." Это уже цитата из Владимира Сорокина. Те же выдавленные глаза, разрубленные губы и так далее могут нам встретиться на страницах "Тихого Дона". Но там они рядового читателя не выведут из себя, а, наоборот, вызовут в нем сострадание и ужас. Потому что вышеперечисленные части будут лежать в надлежащем месте - где-нибудь на поле брани. У Сорокина же половинка головы дарится комсомольцем комсомольцу в обмен на нежную мужскую любовь. И ситуация абсурдна, никто ничего не объясняет, голова неизвестно откуда взялась, так что неподготовленный читатель впадает в бешенство. Поскольку считает, что идет надругательство над святыми вещами - ну, например, над любовью и смертью.
Читатель может оставить свое бешенство - в отличие от прямодушного социалистического реализма, который действительно говорит о людях и для людей, "новая литература" часто создает схемы и играет в игры. Это не хорошо и не плохо, просто культура движется дальше, и она щиплет и раздражает те зоны человеческого сознания, которые раньше не считалось возможным трогать.
...Но если взять литературу, которую мы по привычке пробегаем тяжелым, "замыленным" взглядом, мы и в ней найдем много неожиданного. А если захочется, допустим, изысканной эротики, так она была задолго до соцреализма. Откроем, например, "Опасные связи" Лакло...
Литжурналы на потоке