Речь для политика - предмет столь же ответственный, как белье для женщины: непозволительно, чтобы оно было слишком простеньким, и недопустимо, чтобы оно оказалось столь навороченным, что трудно найти застежку. Первое грозит скукой, второе - драмой: возлюбленный (избиратель), устав искать замочек, может ослабеть и потерять интерес.
КАК ИЗВЕСТНО, парламент в переводе с латинского - "говорильня". С этой точки зрения, единственные претензии, которые можно к нему предъявлять, - это претензии к качеству речи. Наконец-то депутаты-аграрии стали без заминок произносить слово "криминализация". Спикер Иван Рыбкин научился "предоставлять" (а не "представлять", как раньше, слово). Исчезли даже лишние "н" в столь сложных для выговаривания словах, как "инцидент" и"прецедент"!
Однако проблема осталась. Научившись правильно расставлять ударения, образованные "медики и педики" (так одна из депутатов бывшего Верховного Совета окрестила врачей и учителей) так и не научились строить свою речь так, чтобы ее было интересно слушать.
ТЩАТЕЛЬНО ПЕРЕЖЕВЫВАЯ ИДЕЮ, ВЫ ПОМОГАЕТЕ ОБЩЕСТВУ
КАК ИЗВЕСТНО, ораторские способности не зависят от социального происхождения. Вспомните мусорщика Дулиттла - отца Элизы, добившегося успехов на политическом поприще исключительно благодаря яркости своей речи (Для несведущих героя пьесы Б. Шоу "Пигмалион"). Его мозг мгновенно рождал четкие и простые для восприятия конструкции: даже профессор Хиггинс пал перед напором классической эмфазы: "Я могу это знать, я хочу это знать, я должен это узнать!.."
Полноправным духовным наследником господина Дулиттла мог считать себя Иосиф Сталин. Он был превосходным оратором, использовавшим для привлечения внимания хрестоматийные прямые обращения и повторы. Если взять в качестве примера первую фразу "Героя нашего времени" ("Я ехал на перекладных из Тифлиса"), то в исполнении Сталина она прозвучала бы так: "Ехал я, товарищи, домой. Домой, товарищи, я ехал на лошадях, которых меняли на каждой станции. Поэтому, товарищи, их называют перекладными. И куда же я ехал? А ехал я, товарищи, в Тифлис".
Сталин покорял слушателя не изяществом формулировок, а их простотой, помогавшей усвоению тщательно пережеванной идеи. Плюс к тому в Иосифе Виссарионовиче подкупала размеренность речи и выразительность интонации. Среди современных политических деятелей тип оратора-тамады, акцентирующего в речи - как в тосте - исключительно приятные перспективы, унаследовал Геннадий Зюганов. Формула "так объединимся же (сплотимся, сомкнем ряды - ненужное вычеркнуть), товарищи, для борьбы за победу коммунизма (повсеместное страхование, фиксированную заработную плату)!" стала его важнейшим ораторским приемом.
ВОДОКАЧКИ, ЗАЖИГАЛКИ И ОГНЕТУШИТЕЛИ
НАШИХ ораторов можно условно разделить на две речевые партии: зажигалки (заводящие аудиторию) и огнетушители (ее утихомиривающие). К первым относятся Жириновский, Явлинский и Говорухин. Ко вторым - Лукин, Зюганов и Президент Ельцин. Особое сообщество представляют собою также ораторы-водокачки (Бурбулис), любящие процесс говорения больше его цели.
Самой техничной из "водокачек", безусловно, является Геннадий Эдуардович, прошедший лучшую школу облечения пустоты в словесную форму - преподавание марксистско- ленинской идеологии. Самую простую мысль Бурбулис излагает обходным путем. Он склонен к глубокомысленным метафорам, многозначительным задержкам речи и профессионально мхатовским паузам. Чего стоит одно только его классическое изречение: "Все мы ходим по минному полю власти..." Претендуя на обобщение, сентенция эта не несет никакой смысловой нагрузки.
Его речевой соратник - спикер Иван Рыбкин унаследовал возрожденную Русланом Хасбулатовым былинно-сказительную традицию. Формула "ой ты, гой еси" вполне характеризует рыбкинский речевой тип. Бесконечные "хорошие вы мои", "добрые вы мои" навсегда останутся, видимо, генетической болезнью владельцев этого кресла.
Самым талантливым из партии "зажигалок" нужно признать Владимира Жириновского. Его многоголосая, как орган, и неостановимая, как водопад, речь объединяет все стилистические пласты современного языка - голос подростка из подворотни, профессора, бизнесмена, комментатора официозной радиостанции и домохозяйки, - позволяя каждому найти в ней что-то близкое. Эмоциональная мощь и напор дискурсов Жириновского перекрывают собою их содержание, являющее на деле цепь последовательных подмен. В исполнении Владимира Вольфовича вышеупомянутая лермонтовская фраза прозвучала бы так: "Я ехал на перекладных из Тифлиса. Тифлис - столица Грузии. Грузия - страна на Кавказе. Кавказ - горячая точка. Точка - это понятие"... И так - до бесконечности.
Григорий Явлинский - пожалуй, единственный из ораторов-"зажигалок", способный поддерживать долгое горение. На трибуне Явлинский занимает сценическую нишу Яна Арлазорова: с помощью классической маски простачка, подзывающего публику заклинаниями "мужик, а мужик...", он с юмором объясняет сложные понятия неподготовленному слушателю: "Что такое приватизация? Когда вы покупаете в магазине булку, вы совершаете приватизацию булки". Григорий Алексеевич легко формулирует мысль и иллюстрирует ее запоминающимися чувственными образами. Последнее - прием беспроигрышный: фраза "власть возбуждает народ, как мужчина любовницу, а потом отказывается его удовлетворять" способна сделать революционеркой даже самую фригидную избирательницу.
Классическим представителем партии "огнетушителей" является речь Бориса Ельцина. Долгое уральское "штааканье" и бесконечные "пониаете" позволяют слушателю к концу фразы забыть то, что говорилось в ее начале. От лишней ответственности избавляет оратора и бесконечное использование безличных форм и третьего лица. Борис Николаевич предпочитает говорить о себе, как о ком-то отсутствующем: "Президент подумал и решил". Можно с уверенностью сказать, что, признаваясь в любви, Ельцин скажет: "Россиянка, Президент любит тебя".
ДРАМА ТРУДНОЙ ЗАСТЕЖКИ
БОЛЬШИНСТВО наших ораторов воспринимают доступность речи как род популизма. Чем содержательнее идеи, тем труднее форма, в которую они облекаются, и наоборот - чем примитивнее мысль, тем примитивнее излагается она избирателю. Нагляднее всего симптомы этой болезни проявляются в речи членов партии Егора Гайдара.
Компетентные источники в парламенте подтверждают, что Гайдар блестяще владеет неуставной лексикой: в ходе недавнего заседания он высокопрофессионально объяснил депутату Марычеву, куда тот направит свои стопы, если еще раз выскажется по поводу его родословной, однако публичные выступления Егора Тимуровича уже давно сделали его классическим примером вышеописанной драмы трудной застежки. Его богатая и интеллигентная речь в силу своей сложности просто не доходит до аудитории.
Выступает, к примеру, Гайдар по телевидению в программе "Час пик". Ведущий просит: "Егор Тимурович, объясните, пожалуйста, попонятнее, в чем суть ваших предложений". Гайдар сначала по обыкновению философски сопит, потом начинает: "Видите ли, я не агностик, поэтому..." Дальше можно не продолжать: внимание зрителя отключилось. Партия, которую, наконец, возглавил не слесарь, а профессор, потеряла на этом выступлении очередную часть электората. Вот и удивляйтесь потом, почему кухарке так легко оказаться у руля государства.
Что трескается у Зюганова?