Как-то раз Михаила СВЕТИНА уговаривал сняться в кино знакомый режиссер. Но что-то не понравилось Михаилу Семеновичу в предложенной роли, и стал он тактично отказываться: "Не чувствую я роль..." - "Да брось ты, Миша, - удивился режиссер. - При чем здесь роль? Ты просто появись в кадре. Все умрут от смеха". Такой вот "эффект присутствия"...
- Михаил Семенович, не устали развлекать?
- Сколько раз я себе говорил: "Пошли все к черту, надоело!" Но... Не могу. Выхожу за порог дома, и как будто автомат срабатывает - весельчак, балагур, свой парень. А я ведь и злой бываю.
- Злой Михаил Светин - это, наверное, очень смешно.
- Помню, шли мы с дочкой, она еще маленькой была, и повстречался нам хулиган. Что уж он сделал, не помню, но я как стал на него орать! А он от смеха падает. Я ору, как сумасшедший, он вообще заходится.
- Но жизнь вашего поколения была далеко не веселой.
- Безусловно. Военные дети. 30 мая 1941 года меня, мальчишку, отправили в туберкулезный санаторий. Там настигла война. А мама с братом были дома, в Киеве. И только ради меня - как же бросить Мишу! - они эвакуировались в Ташкент, там жила мамина сестра. А я в это время вместе с санаторием бежал от немцев на Северный Кавказ. Знаете, я всегда был любимчиком - что ни детская фотография, то я в центре - то восседаю на руках у воспитательницы, то вишу на шее у главврача, то в обнимку с учительницей. А в Киеве вся улица знала, что Миша - вундеркинд. Я в три года играл в шахматы. Так вот, в санатории меня очень любили и жалели. И за три дня до прихода немцев отправили в Ташкент. Старшие девочки сшили мне из синего ватного одеяла - я это одеяло никогда не забуду - шапочку-ушанку и безрукавку. Дали денег 200 рублей, мешочек сахару и сказали: "Вот эти тетеньки отвезут тебя к маме". И девочки плакали, провожая меня. Только спустя годы я понял, почему. Через три дня пришли немцы и больных детей уничтожили.
Спустя два месяца я был в Ташкенте. Тетка быстренько затолкала меня под стол, хотела сюрприз сделать. Мама вошла, я из-под стола "оп-ля!". Мама "оп- ля!" и головой как шарахнется. Упала в обморок.
- Желание сделать "оп-ля" было в вас с детства?
- О, да! Я всегда хотел стать артистом. Розыгрыши, шутки - из этого состояла моя мальчишеская жизнь. Было весело, хотя, конечно, голодали. Варили голубей, черепах. Курить я начал в 11 лет. Торговал папиросами, не выбрасывать же брак - вот сам и скуривал. А еще в Ташкенте я торговал холодной водой - ходил по рынку с огромным, больше меня, чайником. Не раз меня вместе с этим чайником таскали в милицию. Может, вам покажется странным, но я считаю свое детство счастливым - мне было интересно жить, было много друзей. И так всю жизнь, хотя она не была легкой. Очень долго, аж до 1977 года, я жил в полуподвале - сначала в Киеве, а потом, уже приехав в Ленинград, во дворе Малого драматического театра. А сколько клубов я объехал с концертами - открытые грузовики, ночевки в холодных ДК, крысы... Полуподвал, помойка и я - так всю жизнь. Вот, кажется, из полуподвала выбрался. Но помойка преследует меня. Выгляните в окно - Сенная площадь превратилась в огромную свалку.
- Вы снялись почти в 100 фильмах. Фразы сыгранных вами персонажей стали почти поговорками - "о драконах ни слова" ("Сильва"), "мадам, это не степь!" ("Безымянная звезда"). Вам везло на роли, режиссеров?
- Мне редко попадались хорошие роли. Такие, как в "Безымянной звезде". Все больше предлагали сыграть завмага, директора-жулика, мужа "под каблуком". А мне всегда хотелось сыграть маленького человека. Такого чаплиновского героя, который пытается выбиться, быть на уровне, но судьба постоянна бьет его по голове. Смешно и грустно одновременно. Но мне почти не попадались такие роли. Я вам больше скажу. Иногда смотрю на экран и думаю: боже, как я плохо играю! А зрители хохочут.
- А как складывались ваши взаимоотношения с режиссерами?
- Странно, очень странно. Я нарывался на хороших режиссеров, но обстоятельства складывались непредсказуемым образом. Мы расстались с Г. Данелией. Не сложилось с Э. Рязановым. В "Служебном романе" я собирался играть мужа секретарши - Л. Ахеджаковой - такого крутого парня, разъезжающего на мотоцикле. Но позвонил Рязанов: "Извини, старик, твою роль убрали". А последняя встреча с Рязановым была вообще ужасной. Дело происходило в БКЗ "Октябрьский" на 55-летии А. Петрова. Я должен был петь куплеты под оркестр. Я - под оркестр! Но изобразил из себя бывалого певца, отрепетировал... И вот распеваю. Боже, какое счастье, что не было телевидения! После второго куплета черт меня дернул взглянуть за кулисы. А там - Рязанов. Все. Я белый лист. Не помню ни слова. А оркестр играет! И я запел абракадабру - бр-мр-светин-хоп-топ-ля-ля-ля-ля... И, уходя со сцены, столкнулся с Рязановым. "Вот это надо снимать", - сказал он со злостью. Больше мы не встречались. Наверное, Рязанов подумал, что я хулиган, и решил со мной дела не иметь. Конечно, мне повезло, я снимался у Гайдая.
- Ходят слухи, что вы отказали Марку Захарову.
- Было такое. Марк Анатольевич уговаривал меня переехать в Москву к нему в театр - Миша, у меня есть для тебя роли! - когда я снимался в "Двенадцати стульях". Но я только получил первую в своей жизни квартиру! И мучился- мучился и... отказал ему. Не получилось и с замечательным режиссером Леней Трушкиным. Он приглашал меня на роль Полония в "Гамлете". Но тут уж судьба так распорядилась. Я уехал за границу делать сложнейшую операцию на сердце.
- Чувство юмора помогало вам пережить сложные моменты, а какая черта вашего характера мешает вам в жизни?
- Я боюсь кого-нибудь обидеть. И поэтому, когда ко мне на улице подходят и начинают орать, лезут обниматься: "Миша, дорогой ты наш..." - я ужасно пугаюсь, но оттолкнуть не могу. Да вот только вчера зашли мы с другом в бар выпить коньяку. Сели, все нормально. Вдруг какой-то мужик - плюх рядом со мной на стул: "Миша, как же я тебя люблю!" Я тихо: "Да уйдите вы". Не реагирует, вопит: "Да ты же наш, родной!" И жмет меня к стене. Ну что. Пришлось ребятам из бара вышвырнуть его на улицу. Я расстроился ужасно.
- За народную любовь надо платить. А как у вас со званием - все заслуженный?
- Звание присуждает не народ, а чиновники. А вообще я был уверен, что звания отменят. Но нет. Все возвращается. И некоторые артисты уже снова пишут на афишах "народный артист СССР". Но мои документы на "народного" уже оформляются.
- К юбилею?
- Ох, не вспоминать бы об этом юбилее. Ну нет у меня моего возраста. Я прыгаю, как козел. Планов много - и в кино, и в театре. Я только раз в жизни ощутил, что лет мне многовато. Пошел как-то пенсию получать на почту. Боже, как глянул на своих ровесничков! Старушки дряхлые, старички с палочками. "Проходите без очереди, любезный Михаил Семенович". Я пулей оттуда. С тех пор жена мою пенсию получает и очень этому рада.
- Вы прожили с вашей женой Брониславой Константиновной 36 лет. Не устали друг от друга?
- У нас с ней жанровое несовпадение. Я актер комедийный, а она драматическая актриса, работает в Театре Л. Додина. Она приходит домой заряженная трагическим духом, а я - "ля-ля, шуточки, цветочки". Комедия, одним словом. Так и живем. Правда, есть один драматический момент. Я, когда бреюсь, обожаю петь. И, как мне кажется, пою неплохо. Жену раздражает: "Миша, умоляю, замолчи". Кстати, вы не заметили, куда подевалась ложка? Я вот только что помешивал кофе, и ложка странным образом исчезла...
- Михаил Семенович! Так вы же ее, извините, в кофейнике утопили.
- Вот невезение! Как же ее теперь оттуда выудить?