Чем острее ситуация в стране, тем чаще мы вспоминаем о законе и праве. А что же наши законники: "куда они смотрят и что они думают"?
"Есть вещи поважнее политики", - признался нашему корреспонденту Н. ЖЕЛНОРОВОЙ во время беседы министр юстиции России Н. ФЕДОРОВ.
- Об отставке не думаете?
- Уйти - очень слабый ход. В политике - вообще, а в России - тем более.
- Николай Васильевич, почти два года, как вы министр юстиции. Изменилось ли что за это время?
- Минюст в ожесточенной борьбе постепенно расстается с ролью бедного родственника. То есть удалось наконец-то добиться того, что в коммунистической России всегда напрочь отвергалось властями - включен мощный предохранительный клапан от ведомственного произвола, самодурства, перманентно вторгавшегося в сферу прав человека.
Часто говорят: не хватает полномочий, надо принять закон или ужесточить его. Нужен, говорят, закон о борьбе с коррупцией. Меня это возмущает. Например, с 1986 по 1991 г. число дел по взяткам, переданных в суд нашей славной прокуратурой, уменьшилось более чем в шесть раз. На деле же взяточничество приобрело едва ли не тотальный характер. Выходит, либо закон мешает, либо сама прокуратура - такой танцор, которому кое-что мешает...
- Расскажите о ваших расхождениях с Государственно- правовым управлением. Что это - борьба за место у трона?
- Вопрос не в том, кто, а что будет окружать - закон или произвол. ГПУ в варианте его конструктора - результат непомерных амбиций. Но дело даже не в ГПУ, а в том, какую идеологию, какие законы предлагает и поддерживает эта структура. Посмотрите хотя бы на первый продукт ГПУ - проект Закона РФ "Об ответственности за неисполнение законодательства Российской Федерации". Трудно представить, что такой проект могли составить юристы. Они думали, что потрафят высокой власти, а на самом деле предложили ей объявить о своем бессилии. "Деяние, совершенное с целью, заведомо противоречащей интересам Российской Федерации, наказывается лишением свободы на срок до 7 лет". Это же похлеще, чем 37-й год! Даже самым крайним режимам не приходили в голову подобные изобретения. По существу это в чистом виде антиправо, когда гражданам пытаются сказать: вот вам статьи закона, а если за какие-то деяния мы забыли наказание записать, то оно все равно будет, это наказание. Здесь нет места ни праву, ни суду. В проекте этого, с позволения сказать, закона нашла свое воплощение старая мечта некоторых деятелей МВД СССР, КГБ СССР и ЦК КПСС, не реализованная в свое время из-за активного противодействия юристов-ученых и практиков. Они опасались реальной угрозы повторения сталинских репрессий.
- Но ведь законопроекты вносятся Президентом?
- Когда выяснилось, Президент удивился, ему было доложено авторами, что этот документ с Минюстом согласован. И отозвал этот закон.
И что вы думаете? Недавно сочинен новый проект Закона, который повторяет идеологию первого. Если там предусматривалось открыть внесудебные уголовные репрессии, то теперь представили смягченный вариант, где вместо тюрьмы - административный штраф в размере до 50- кратного минимума зарплаты и без права обжалования. Здесь же "заложена" и грубо антиправовая интервенция административного произвола в сферу гражданско-правовых сделок. Видимо, юристы ГПУ безнадежно заражены ленинским: "Мы ничего "частного" не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное".
- Чем вы объясняете сильное влияние на Президента, Шахрая, Бурбулиса?
- Президент привык доверять своим сотрудникам. А в нашем случае у людей еще оказался дар "визиря". В хорошем смысле, конечно.
- А вы не придворный?
- И никогда не буду. Это чуждо мне на генетическом уровне.
- Так можно стать "чужим среди своих". Если еще учесть, что вы министр юстиции... Кстати, не сложилось ли у вас впечатления, что у властей нет политической воли бороться с коррупцией?
- Есть желание имитировать борьбу, чтобы уйти от решения проблем. Все мои попытки обратить внимание и Силаева, и его преемника на то, что из бюджета РФ изымаются средства для строительства личных дач очень высоких должностных лиц (даже в ранге зампредов правительства), не увенчались успехом.
- Пример.
- Давайте придерживаться презумпции невиновности. Могу только сказать, что я представил документы, по ним надо было провести бухгалтерскую ревизию и следствие. Но все сгинуло в аппарате правительства. Хотя это предел безнравственности - забрать у Камчатской области, как неосвоенные средства, деньги (она, дескать, не нуждается в этих 1,5 млн. руб.) и направить на строительство дач. И это вовсе не единичный случай.
- Случается ли сейчас политическое давление на вас со стороны наших "боссов"?
- Звонки, записки появлялись. Особенно от Хасбулатова. Сделайте, дескать, такое-то дело. Отвечаю: "Этого нельзя делать, так как закон не позволяет". Тогда мне говорят: "Вы начинаете напоминать старую советскую бюрократию, которую мы побороли, вы это имейте в виду. Я вас прошу руководствоваться не только законами, но и идеями реформаторства". Означает ли это, что какую-то часть наших реформ предлагают вести вне закона?
- Как вы рассматриваете возможный разгон Съезда и перспективу принятия Конституции?
- Трудно рассчитывать на то, что депутаты способны дать согласие на реформирование законодательной власти. Как показал опыт союзных депутатов, они так прикормлены, что всячески цепляются за личное благополучное пребывание в своих званиях.
А Конституционный закон переходного периода надо принимать. Он должен регулировать две самые важные вещи: организацию государственной власти и систему защиты прав человека. Писать Основной Закон должны люди совершенно независимые, а принимать - не депутаты, которые с учетом личных интересов станут подгонять его под себя, а Учредительное собрание.
- И последнее. Как вам живется среди политиков?
- Вообще-то я недолюбливаю политику. Просто не забываю, что партии, президенты, депутаты - это все категории внешние. Есть более высокие ценности - любовь, дети, красота, шум леса, горы...
ДЛЯ ПОЛЬЗЫ ДЕЛА (12.05.1989)